Читать «Тик-так»

"Ticktock" 1996

Ветра не было и в помине, но по безоблачному ноябрьскому небу вдруг пронеслась какая-то холодная невидимая тень. Пронеслась и исчезла, легко коснувшись призрачным крылом новенького светло-голубого "Корвета". Томми Фан, стоявший возле машины, как раз потянулся за ключами зажигания, которые держал в руке продавец Джимми Шайн, когда летучая тень коснулась и его. На мгновение Томми показалось, что он слышит хлопки больших мягких крыльев; он поднял голову, рассчитывая увидеть в небе крупную чайку, но в безоблачной вышине не было ни одной птицы.

Странно, но он вдруг почувствовал легкий озноб - как будто откуда-то издалека налетел порыв холодного ветра и забрался под рубашку, - но воздух оставался теплым и неподвижным. Вместе с тем в его протянутую ладонь упал как будто кусочек льда. Томми вздрогнул и отдернул руку, слишком поздно сообразив, что это всего лишь ключи от его нового "Корвета". Машинально опустив взгляд, он увидел, как ключи упали на асфальт.

- Прошу прощения, - сказал он, нагибаясь.

- Ничего, я подниму, - откликнулся Джимми Шайн.

Томми недоуменно нахмурился и, подняв голову, снова посмотрел вверх. Небо было безупречно чистым. Ни облаков, ни птиц - ничего.

На всякий случай он оглядел деревья на улице. Это были финиковые пальмы с широкими раскидистыми листьями, в которых не могла бы укрыться ни одна птица. Не было птиц и на крыше автомагазина.

- Отличная штука... - сказал Шайн. Томми растерянно посмотрел на него.

- Что?

Шайн снова протягивал ему ключи. Внешне Шайн напоминал мальчика из церковного хора - пухленького, светловолосого, с невинной румяной мордашкой, но теперь, когда он подмигнул Томми, его лицо необъяснимо и неприятно изменилось. Должно быть, он хотел просто пошутить, но в его чертах неожиданно проглянула и тщательно скрываемая развращенность.

- Первый "Корвет" - это все равно что первый раз с женщиной, - пояснил Шайн.

Томми продолжал слегка вздрагивать, словно от холода, хотя откуда взялось это ощущение, он объяснить не мог. С опаской взяв ключи, он стиснул их в кулаке. К его огромному облегчению, они больше не походили на ледышки.

Голубой "Корвет" ждал его. Он казался изящным и холодным, точно весна в горах - весна, которая робко спускается вниз по склону, то и дело оскальзываясь на мокрых, словно полированных, камнях.

Общая длина - сто семьдесят восемь с половиной дюймов, колесная база - девяносто шесть и две десятых дюйма, высота - сорок шесть и три десятых дюйма, минимальный клиренс - четыре и две десятых дюйма. Томми знал эти характеристики "Корвета" лучше, чем иной священник знает "Отче наш"... Несмотря на свое вьетнамское происхождение, Томми считал себя американцем, и Америка была его религией, шоссе было храмом, а новенький "Корвет" - потиром, из которого он должен был вот-вот вкусить святого причастия.

Разумеется, он никогда не был ханжой, но его слегка покоробило, когда Джимми сравнил запредельное удовольствие от обладания такой чудесной машиной с вульгарным сексом. "Корвет" - во всяком случае, в эти минуты - казался ему куда более желанным, чем соблазнительные прелести самых сексапильных голливудских красавиц. Великолепная машина - воплощенные скорость, изящество и свобода - была для Томми стократ чище и прекраснее любого существа женского пола.

Томми торопливо пожал мягкую, чуть влажную руку Джима и скользнул на водительское место. Высота от сиденья тридцать шесть с половиной дюймов и сорок два дюйма пространства для ног, вспомнил он. Сердце его колотилось часто и громко, странный озноб прошел. Напротив, Томми чувствовал, что щеки его пылают от счастья.

Достав из сумки свой сотовый телефон, он включил его в гнездо прикуривателя. Этот "Корвет" принадлежал ему.

Потом Томми запустил двигатель - восьмицилиндровый V-образный двигатель из первоклассной стали с литым блоком цилиндров и алюминиевыми головками поршней с гидравлическими подъемниками.

- Чувствуешь себя другим человеком! - прокричал в окно Джим. - Почти Богом!

Томми знал, что Джимми добродушно подшучивает над ним и над всеми остальными автомобилистами, однако в глубине души он чувствовал, что в этих словах заключена чистая правда. Сидя за рулем "Корвета" - своей сбывшейся детской мечты, - Томми испытывал необычайное волнение и прилив сил, как будто и ему передалась мощность двигателя.

Не включая передачи, он слегка нажал ногой на акселератор, и мотор отозвался глухим, гортанным ревом.

Объем двигателя - пять и семь десятых литра, степень сжатия - десять с половиной к одному, вспомнил он. Триста лошадиных сил.

Джимми Шайн выпрямился и, отступая от машины, сказал:

- Счастливого пути.

- Спасибо, Джим.

С этими словами Томми Фан вырулил со двора автомагазина "Шевроле". Впереди лежал погожий калифорнийский полдень - голубой, свежий и ясный, словно наполненный обещанием вечной жизни.

Никаких дел и никакой особенной цели у него не было, поэтому для начала он свернул на запад, к Ньюпорт-Бич, чтобы попасть на шоссе Пасифик-Коуст, идущее вдоль Тихо океанского побережья мимо залива, где было полным-полно яхт, через Корону Дель-Map и через Ньюпорт-Коуст с его пляжами, ласковой волной и просвеченным солнцем океаном. Радио в "Корвете" было настроено на волну, передававшую композиции "Бич Бойз", "Эверли Бразерс", Чака Берри и Роя Орбисона, и Томми наслаждался любимым старым добрым роком.

На светофоре возле Лагуна-Бич Томми нагнал классический "Корвет": серебристый "Стингрей" 1963 года с двойным задним стеклом и обрезанным как корма лодки задом. Его водитель - тип стареющего серфера со светлыми волосами и вислыми моржовыми усами - с одобрением смерил взглядом сначала новенькую машину, потом самого Томми. В ответ Томми показал ему сложенные кольцом большой и указательный пальцы, давая понять, что "Стингрей" - тоже машина что надо, и незнакомый водитель, улыбаясь, поднял вверх большие пальцы обеих рук, отчего Томми почувствовал себя членом клуба для избранных.

В конце XX столетия нередко можно было услышать, что Большая Американская Мечта приказала долго жить и что от Большой Калифорнийской Мечты остался остывающий пепел, но в этот теплый летний полдень эта страна все еще представлялась Томми Фану самой прекрасной, а солнечное побережье все еще манило тысячью соблазнов и ослепляло невиданными перспективами.

Странная тень и необъяснимый холодок, пробежавший по коже, были почти забыты.

Он