Читать «Таня Гроттер и ботинки кентавра»

Гробулия Склеппи, придворная фрейлина Царства Огня, сладко спала на огромной кровати из деодеда[1] с четырьмя резными головами сатиров, которые имели свойство каждый раз за полчаса до полуночи менять выражение. В данный момент одна из голов была демонически угрюма, другая хохотала, третья рыдала отравленными анчарными слезами, четвертая же спала, похрапывая во сне громче самого царя Бэра, о котором придворные льстецы говорили, что он храпит музыкально, на три такта исполняя государственный гимн. Злые же языки утверждали, что каждый раз в полнолуние Бэр полностью выхрапывает легкомысленную песенку: «Я у реченьки гуляла, водяного повстречала».

Кровать Гробулии была роскошна, но имела дурную славу. Сказать по секрету, ни у кого другого в царстве, кроме самой Склеппи с ее извечной тягой к могильному юмору, не хватило бы смелости поставить ее у себя в покоях.

Двенадцатью годами до того на ней был задушен подушкой первый магнистр Пламмельбурга, вызвавший гнев Ее Величества царицы Нуи тем, что упорно прикидывался трезвенником, не желая осушать чашу с ядом. А еще девять лет и семь месяцев спустя суровый магшал Рокк на этом же ложе зарубил двуручным мечом свою легкомысленную супругу и ее пажа. Меч магшала Рокка был знаменитый «Сын Пламени», второй из трех великих мечей царства. Лезвие его было сплошной огонь, красноватый и даже с искрой у рукояти и испепеляюще белый к краю. Лучше всего «Сын Пламени» разил перед рассветом. В дождь же он почти терял свою силу и едва мог справиться с заурядным заговоренным щитом.

Если приглядеться, можно было заметить, что спящая Склеппи что-то держала в руках, гладила и прижимала к щеке. Это были самые обычные варежки – красные пушистые варежки на резинке, которую обычно продевают в рукава маленьким детям, чтобы варежки не потерялись. Теперешней Гробулии они едва налезли бы и на нос. В Царстве Огня, где даже в суровые зимы никогда не замерзала вода и не опадали листья, варежки были экзотикой, тревожащей и опасной.

– Чьи это маленькие ручки? – поцелуй в ладонь. – Какая ты у меня большая девочка, Аня! Ты в прошлый раз не замерзла? Надеюсь, эти новые варежки ты не будешь стаскивать?

Она трясет головой – как же можно их стаскивать на морозе, когда даже дома ей не хочется их снимать?

– Не отходи далеко от подъезда! Стой так, чтобы я постоянно видела тебя из окна.

– Ага.

– И не приноси больше дохлых птиц. Сколько можно? Я не хочу, чтобы у моей дочки лежали под подушкой мертвые замороженные птицы со свешивающимися головами. Теперь, когда у тебя такие чудесные варежки, ты же не будешь больше этого делать?

– Не-а, обещаю, что не буду. Я же не убиваю их!

– Но ты их подбираешь. Еще не известно, что лучше. Стой ровно, не вертись!

Ее берут и легонько дружелюбно трясут, застегивая пуговицы. Варежки – маленькие, пушистые, очень приятные – облегают руки. Только резинка чуть мешается в рукавах. Но и это терпимо. Резинка – это надежность, залог того, что варежки не потеряются.

– И не придумывай себе больше эти мертвецкие имена. Ты огорчаешь этим свою маму! Ну беги, зайка! Чтобы я тебя видела из окна, помни! Я люблю тебя!

– Я тоже люблю тебя, мам!

Она сбегает по лестнице – второй этаж кирпичной пятиэтажки. В подъезде полутьма. Пахнет штукатуркой, недавно вымытыми ступеньками и сигаретными окурками, которые мокнут в банках на подоконниках. И ко всему этому примешивается вкусный, манящий запах домашней стряпни из нижних квартир. Склеппи немного боится подъезда. Она крадется вниз, на секунду оказывается в полной темноте нижней площадки у урчащего распределительного щита – и пытается нашарить дверь. И вот наконец новые варежки нащупывают длинную деревянную ручку двери подъезда и чуть в стороне – кнопку, открывающую домофон. Нажимает, слушает комариный писк, толкает. И ей в глаза бьет снежная, колючая, такая манящая белизна…

Внезапно в спокойный сон Гробулии проникло извне какое-то беспокойство.

– Опять эта наглая Склеппи! Сколько можно выносить ее выкрутасы? Да разбудите же ее кто-нибудь! – жалующимся голосом крикнул кто-то.

– Сама буди, Эйда!

– Почему я? Она сейчас пинаться начнет!

– Смотрите, у нее в руках опять ее проклятый амулет вуду! Может, отобрать его?

– Ага, сама попробуй. Она тебя наизнанку вывернет… Ты что, не знаешь Склеппи?

– Но нас же много!

– Нас много, но это-то Склеппи!

Истошно завизжала случайно затесавшаяся в толпу фрейлин любимая борзая принцессы Августы, которой в суматохе отдавили лапу. Гробулия попыталась зарыться в перину и применить заклинание невидимости, но этот фокус не сработал: ее все равно нашарили. Ощутив, что ее самым бесцеремонным образом трясут, Склеппи наугад пнула ногой, но ни в кого не попала.