Читать «Дом голосов»

Donato Carrisi

La casa delle voci

Copyright © Donato Carrisi 2019

© А. Ю. Миролюбова, перевод, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

Антонио, моему сыну:

он — моя память,

он — моя идентичность

Ласковое прикосновение во сне.

На смутной границе с явью, за миг до того, как ей провалиться в бездну забытья, ледяные пальцы коснулись ее лба и кто-то шепотом, печальным и очень нежным, позвал ее.

По имени.

Услышав зов, девочка широко раскрыла глаза. Испугалась. Кто-то пришел сюда, к ней, пока она засыпала. Может, кто-то из бывших обитателей дома, с которыми она иногда говорила, а иногда слышала, как они ходят по комнатам, жмутся вдоль стен, словно мыши.

Но призраки говорили внутри ее, не снаружи.

И Адо — бедный Адо, грустный Адо — приходил к ней. Но, в отличие от других призраков, Адо никогда ничего не говорил. Так что сейчас ее смущало совершенно определенное соображение.

Кроме мамы и папы, никто из мира живых не знал ее имени.

То было «правило номер три».

Мысль о том, что она нарушила одну из родительских заповедей, ужасала ее. Родители всегда ей доверяли, не хотелось их разочаровывать. Тем более сейчас, когда папа обещал взять ее на охоту с луком и стрелами и даже маму уговорил это разрешить. Но потом девочка задумалась: как, где могла она провиниться?

Правило номер три: никогда не называть чужим своего имени.

Она не называла чужим своего нового имени, никто посторонний не мог узнать его, даже случайно. Еще и потому, что по меньшей мере пару месяцев они не видели никого, кто приближался бы к хутору. Они жили одни среди полей, два дня пути до ближайшего города.

Они в безопасности. Только втроем.

Правило номер четыре: никогда не приближаться к чужим и не позволять им приближаться к тебе.

Как же так получилось? Сам дом позвал ее, другого объяснения нет. Иногда балки потолка зловеще скрипели или мелодично стонали. Папа говорил, что дом проседает, давит на фундамент: так пожилая синьора, сев в кресло, время от времени ерзает, устраиваясь поудобнее. Засыпая, девочка услышала такой звук, и ей показалось, будто кто-то зовет ее по имени. Вот и все.

Сердце ее успокоилось, волнение улеглось. Она снова закрыла глаза. Сон беззвучно призывал следовать за ним в теплое местечко, где все расплывается и растворяется.

Девочка уже почти забылась, когда кто-то снова позвал ее.

На этот раз она подняла голову с подушки и, не спускаясь с кровати, вгляделась в темноту. Печь в коридоре давно прогорела. Холод подступал к постели, набрасывался, стоило вылезти из-под одеяла. Девочка окончательно проснулась.

Кто бы ни звал ее, он находился не в доме, а снаружи, в студеной зимней ночи.

Она поговорила со сквозняками, которые проникали под дверь и через щели в ставнях. Но в тишине, слишком глубокой, было не разобрать ни звука, только сердце отчаянно билось, как пойманная рыба в ведре.

Девочка подумывала, не спросить ли у мрака: «Кто ты?» Но боялась ответа. Или, возможно, уже знала его.

Правило номер пять: если чужой зовет тебя по имени, беги.

Девочка вскочила с постели. Но прежде, чем двинуться дальше, ощупью нашла тряпичную куклу с одним-единственным глазом, которая спала рядом, и прихватила с собой. Не зажигая ночник на тумбочке, двинулась вслепую по комнате. Под легкими шагами ее босых ног поскрипывал дощатый пол.

Нужно предупредить маму и папу.

Она вышла в коридор. С лестницы, которая вела на верхний этаж, доносился запах дров, медленно тлеющих в камине. Девочка представила себе кухонный стол из оливкового дерева, еще уставленный тем, что они не доели вечером, справляя праздник. В торте из хлеба и сахара, который мама испекла в дровяной печи, не хватало ровно трех кусков. Десять свечек она задула с первого раза, сидя у папы на коленях.

По мере того как она приближалась к родительской спальне, счастливые воспоминания уступали место мрачным предчувствиям.

Правило номер два: чужие опасны.

Девочка видела своими глазами: чужие забирали людей, увозили их прочь от родных и любимых. Никто не знал, куда их везли и что там с ними делалось. Или ей никто ничего не рассказывал, ведь она еще маленькая, не способна понять. Одно она знала точно: увезенные не возвращались.

Никогда.

— Папа, мама… Там снаружи кто-то есть, — проговорила она сбивчиво, но все-таки уверенная, что теперь ее уже нельзя считать маленькой.

Папа проснулся первым, через мгновение — мама. И оба со всем вниманием прислушались к словам девочки.

— Что ты слышала? — допытывалась мама, а папа схватил электрический фонарь, который всегда лежал возле постели.

— Меня позвали, — ответила девочка с запинкой: боялась, что ее станут ругать за то, что она нарушила одно из пяти правил.

Но никто ей ничего не сказал. Папа включил фонарь, прикрывая его ладонью, чтобы луч немного рассеял темноту в комнате, но при этом чужие не догадались, что обитатели дома проснулись.

Родители больше ничего не спрашивали. Думали, верить ей или нет. Не потому, что подозревали, будто девочка сказала неправду: знали, что она никогда не стала бы лгать о таких вещах. Просто требовалось установить, связан ее рассказ с реальностью или же нет. Девочка сама бы очень хотела, чтобы все это ей пригрезилось.

Мама и папа насторожились. Но не двинулись с места. Сидели молча, чуть приподняв голову, вслушиваясь в темноту — как радиотелескопы из ее книжки по астрономии, которые вперяются в неизвестность, скрытую в небесах, надеясь, но одновременно и боясь уловить сигнал. Ведь, как объяснял отец, то, что мы не одни во вселенной, необязательно хорошая новость: «инопланетяне могут и не подружиться с нами».

Текли нескончаемые секунды абсолютного покоя. Только ветер раскачивал ветви облетевших деревьев, жалобно скрипел на крыше ржавый железный флюгер, и потрескивали доски старого сеновала — будто фыркал спящий на дне океана кит.

Звякнул металл.

Ведро упало на землю. Ведро из старого колодца, если точнее. Папа привязал его между двумя кипарисами. Одна из звуковых ловушек, которые он устраивал каждый вечер вокруг всего дома.

Ведро было подвешено недалеко от курятника.

Папа хотел что-то сказать, но не успел: мама прикрыла ему рот рукой. Она, наверное, хотела предположить, что к дому подобрался какой-нибудь ночной хищник, куница или лиса, необязательно кто-то из чужих.

— Собаки, — прошептал отец.

Девочке только сейчас это пришло в голову. Папа был прав. Если ведро уронила лиса или куница, сторожевые псы залаяли бы, поднимая тревогу. Коль скоро они молчали, тому находилось только одно объяснение.

Кто-то заставил их замолчать.

При одной мысли о том, что с ее лохматыми друзьями могло случиться что-то плохое, у девочки к глазам подступили жгучие слезы. Изо всех сил она старалась не плакать: горе смешалось с внезапно накатившим страхом.

Родители просто переглянулись. Они