Часы на тумбочке все не унимались, с большой скоростью меняя цифры на своем лице. И вот уже десять тридцать.
— Надо одеваться, надо идти, надо, надо, надо…,- приказала самой себе, взяв первое попавшееся черное платье и натянув на осунувшееся тело. Проходя мимо большого зеркала, неожиданно заметила черную тень, и даже немного испугалась, но потом поняла, что это всего лишь я, с синяками под глазами, сгорбленная, серая, со спутанной кипой волос на голове, — это всего лишь я!
Вот она пугающая дорога на кладбище к последнему приюту друга детства. Дождь успокоился, раздев деревья ещё больше и бросив их одежды людям под ноги. Листья так беспомощно хрустели, ломались под ногами, и взлетали вверх, что не могла думать ни о чём, кроме них.
Весь путь показался очередным испытанием нервов на прочность, ведь мы с мамой ни сказали и слова друг другу. Мысли витали где-то далеко, и я совсем не думала о предстоящем событии, о чём угодно, — листьях, холоде, обеде, но только не о нём. Оказавшись, наконец, в назначенном месте в назначенное время, мы были последними из пришедших сюда. Все те, кто еще вчера сочинял торжественные речи, покупал подарки, спешив поздравлять Питера и Мию с бракосочетанием, сегодня большим черным пятном столпились на этом холме вокруг гроба, в котором лежал прекрасный незнакомец, чьи руки сковала вечность.
— Питер, мой Питер! — думала, про себя украдкой глядя на него.
А вот и его ледяная и прекрасная супруга, стоит, как ни в чём не бывало среди этой скорбной черноты, на лице ни единой эмоции, каких-либо чувств, радости, боли, словно каменная статуя, сошедшая с одной из здешних могил. Она так величественно выделялась из всей этой серой массы, что даже дух захватывало. Сама не знаю почему, но ненавидела её всей своей душой, за это спокойствие, равнодушие, в то время как все внутри меня разрывается на части и кричит от боли, она так торжественно спокойна! Ненавижу её, за то, что забрала моего единственного друга!
В том, что случилось с Питером, виновата она, и только она, я была абсолютно уверенна как ни в чём другом на свете. В двадцать два года, сердечный приступ, не смешите, у него никогда не было проблем с сердцем, пока не появилась она!
Люди по-прежнему толпились вокруг. Кто-то плакал, кто-то перешёптывался, глядя на вдову, и только Пит и его жена во всем этом сумасшествии были абсолютно спокойны.
Всем сердцем желая исчезнуть, раствориться вместе с росой, подошла ближе и встала со столь ненавистным человеком бок о бок. Не могу сказать, что было тогда в моем взгляде, только увидев его, Миа улыбнулась, и ушла, оставив нас с Питером вдвоем, насколько это было возможно среди этой толпы.
— Пит, — прошептала, подойдя ближе к гробу и не смело вглядываясь в едва знакомые черты лица друга.
— Милый мой, что же случилось, как это произошло? Почему ты вдруг решил оставить меня? Бросить? Как буду жить без тебя? Как смогу смериться с мыслью, что ты не рядом, что тебя больше нет!?
— Пит, — требовательно шептала, не замечая, как делаю еще один шаг, чтобы оказаться ближе к нему. Тело незаметно для головы склонилось над тем, кто еще вчера был моим другом. Горячие слезы покатились по щекам, упав на плечо, которое всегда находилось рядом, когда сердцу становилось плохо. Они душили, терзали, ведь память воскрешала столько разных картин из нашего с ним детства. Память рождала его, смелым, сильным, смешным, неуклюжим, живым! Вот мы малышами играем в песочнице, вот купаемся в реке, и Питер как старший брат, учит меня плавать. Вот празднуем наши дни рождения в один день, поедаем мороженое втайне от родителей в парке на скамье…
— Пит, — повторила, — ты всегда будешь со мной, навсегда останешься в мыслях, сердце…
Я как маленькая девочка рыдала, и еле сдерживалась, чтобы с криком не броситься и не начать обнимать лучшего друга. В этот момент ужас охватил душу настолько, что перестала плакать, думать и, кажется даже дышать…
Питер, открыл свои голубые как небо глаза и смотрел на меня, причем не просто смотрел, его губы растянулись в виноватой улыбке, как бы успокаивая взглядом и говоря, что все хорошо.
— Так, я сошла с ума! — промелькнула неясная мысль в голове и, не веря в происходящее, отскочила от ожившего мужчины, словно от кипятка, способного обжечь до самых костей. Зажмурилась, пытаясь стряхнуть, словно пыль промелькнувшую галлюцинацию. Вся жизнь стремительно проносилась перед глазами, легкие обдало холодом и стало нечем дышать. Сердце словно испуганная лошадь стремительно набирало обороты, пытаясь вырваться из оков тела, больно ударяясь о грудную клетку. Все вокруг потемнело и закружилось как карусель.
Немного придя в себя, и неуверенно приподняв веки, взглянула на друга, который по-прежнему был мертв, его глаза закрыты, а сам он тихо и смиренно лежал в своей вечной постели.
Набравшись смелости, снова подошла к нему на несколько шагов, не обращая внимания на трясущиеся от страха ноги и руки. Потом еще на несколько, и принялась внимательно всматриваться в застывшие черты лица. Оно было безмолвно и неподвижно.
— Пит, — практически беззвучно прошептала.
— …ты сводишь меня с ума, мне кажется…, ты жив, смотришь на меня, слышишь! Почему это не может оказаться правдой, разве ты не можешь остаться живым? Как бы я хотела, чтобы ты сейчас встал и сказал всем, что это лишь глупая шутка, и пошел домой вместе со мной, Пит, милый, пожалуйста, пусть это будет шуткой, вставай, пойдем домой, я ведь так люблю тебя, ты слышишь? Разве я много прошу? Пит, — шептала снова и снова словно завороженная, будто была уверенна, что он слышит и вот-вот исполнит мою просьбу. Через секунду опять стояла окаменелая и не смела дышать. Страх парализовал полностью, превратив в статую, сковал легкие ледяною рукой так, что кричать при всем желании я не могла. Голубые глаза снова смотрели прямо в самую душу, но на этот раз их хозяин не улыбался, взгляд стал строгим и осуждающим, словно я мешаю и должна поскорее уйти. Ноги как заколдованные медленно уводили все дальше от Питера, но глаза никак не могли от него оторваться, в ожидании прыжка голодной пантеры в диком лесу. Он по-прежнему смотрел прямо на меня и провожал взглядом каждый шаг. Стало совсем не по себе, захотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы не видеть всего этого.
— Неужели кроме меня никто больше не видит? Только я? Я одна сумасшедшая? — .но оглядевшись по