Поздно вечером до меня доносится скрип гаражной двери. Я слышу, как мама в коридоре разговаривает с Николь, и выхожу к ним.
Мама говорит Николь:
— Спасибо, что подождала.
Вид у мамы усталый. Тушь размазана, красная помада стерлась. Волосы у нее светло-каштановые, как у меня, но она их красит. Сегодня они фиолетовые.
— Не за что, — отвечает Николь. — Как ваш папа?
Мамино лицо становится бесстрастно-таинственным.
— О, с ним все в порядке. Спасибо, что спросила. Подвезти тебя домой?
— Нет, спасибо. Кстати, Лисса, у меня потрясающие новости!
— Что случилось?
— Я нашла работу в торговом центре! — Николь была очень довольна. — Здорово, правда?
— Я не знала, что ты ищешь работу, — растерянно отвечает мама.
— Я не ожидала, что меня возьмут. Это такой шанс! Салон по прокалыванию ушей!
— Когда ты начинаешь?
— Вот в этом-то и загвоздка. Они хотят, чтобы я начала завтра после обеда. Так что присматривать за Элли я больше не смогу. Я бы вас раньше предупредила, честно, но…
— Понятно, — натянуто отвечает мама.
Николь поворачивается ко мне:
— Забыла сказать: у меня будет скидка! Здорово, правда? Так что заходи, купишь себе что-нибудь!
— Э… хорошо, — отвечаю я.
— Мне пора, — улыбается Николь. — Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — отзывается мама.
Мы с мамой стоим в дверях и провожаем взглядом девушку, идущую по темной улице.
— Она что, больше не придет? — спрашиваю я. Я слегка огорошена.
Мама качает головой.
— Сегодня не день, а праздник какой-то, — добавляет она.
Я всматриваюсь в темноту, чтобы в последний раз взглянуть на мою няню, но вижу кого-то другого — мальчика с длинными волосами. Он стоит под старой сохнущей пальмой на лужайке перед нашим домом. Пальма теряет свои большие коричневые листья, и мама считает, что ее пора срубить.
Мальчик на вид щуплый, жилистый. Кажется, ему лет тринадцать — четырнадцать. С мальчиками иногда не поймешь.
Он кричит маме:
— Вам надо выставить на улицу мусорные баки!
Завтра — день вывоза мусора, и вся улица уставлена контейнерами соседей.
Мама отвечает ему:
— Может, ты наконец зайдешь?
— А когда вы в последний раз удобряли газон? Тут повсюду сорняки.
— Уже поздно, — нетерпеливо отвечает мама и придерживает для него дверь.
Должно быть, это один из маминых учеников. Иногда они помогают ей разгружать ее большой, видавший виды фургон.
— За домом надо ухаживать, иначе он обесценится!
— Быстро!
Мальчик неохотно поднимает свою объемистую спортивную сумку и заходит внутрь.
На рабочего сцены он не похож. Те обычно носят джинсы и майки — одежду, в которой удобно работать. Этот же одет в мятую рубашку в тонкую полоску, полиэстеровые штаны, твидовый пиджак с заплатками на локтях и кожаные мокасины. Но больше всего бросаются в глаза носки: черные, какие носят с костюмом. Нечасто увидишь в таких школьника. Будто на бармицву собрался.
Мальчик испытующе смотрит на меня:
— Ну что, попала в число лучших учеников?
— Э… табели нам еще не раздавали, — ошарашенно отвечаю я.
Есть в этом мальчике что-то знакомое. У него темные, слегка вихрастые волосы с выкрашенными в пепельный цвет кончиками. Может быть, он один из маминых актеров?
— Ты кто? — спрашиваю я.
Мальчик пропускает это мимо ушей:
— Если хочешь поступить в престижную аспирантуру, нужно хорошо учиться.
— В аспирантуру? Ей одиннадцать! — восклицает мама.
— Чем раньше она начнет готовиться, тем лучше. Кстати, — мальчик многозначительным взглядом окидывает мамин наряд, — ты в этом ходишь на работу?
Мама любит копаться в костюмерной школьного театра. Сегодня утром она вышла из дома в длинной черной атласной юбке, жилете-болеро того же цвета и белой свободной блузке с рюшами.
— Может, тебе стоит купить хороший брючный костюм? — предлагает мальчик.
— Вижу, ты так и застрял в каменном веке, — парирует мама.
Затем мальчик поворачивается ко мне и разглядывает мою пижаму: майка-безрукавка и короткие шорты.
— Почему твоя пижама такая короткая? Куда делись длинные ночные рубашки? У тебя что, одни парни на уме, как раньше у твоей матери?
— Все девочки ее возраста носят такие пижамы, — отвечает за меня мама. — И у меня на уме были не только парни!
— Почему же ты тогда сбежала из дому?
— Я была влюблена, — цедит сквозь зубы мама.
— Влюбленности надолго не хватает. В отличие от докторской степени! Еще не поздно вернуться к учебе. Ты могла бы получить настоящий диплом.
Есть в этом диалоге что-то ужасно знакомое. Будто смотришь фильм, который уже видел. Я внимательно рассматриваю мальчика — его волосы с пепельными кончиками, то, как уверенно он стоит в нашем коридоре, как сжимается и разжимается его правая рука, словно привыкшая держать что-то. Но тут мой взгляд останавливается на массивном золотом кольце, свободно болтающемся на его среднем пальце. Оно старое и затертое, с красным камнем в середине — такие носят выпускники университета.
— Знакомое кольцо, — говорю я и вдруг вспоминаю, на чьей руке я его видела.
Я смотрю на мальчика, и у меня вырывается:
— Дедушка?
Волшебник
— А ты кого ждала? — спрашивает он. — Зубную фею?
Дедушка выглядит как тринадцатилетний мальчик, но, если присмотреться, в нем можно увидеть и знакомые черты. Водянистые голубые глаза. Чуть насмешливый изгиб рта. Смыкающиеся над переносицей брови.
— Это что, волшебство какое-то? — тихо ахаю я.
Презрительно скривив губы, дедушка смотрит на маму:
— Моя внучка — и верит в волшебство? Ну и воспитание! Вот что бывает, если учиться на театральном!
Слово «театральный» он произносит как ругательство.
— Проехали, пап! — Мама отмахивается от него, как скучающий подросток.
Дедушка объясняет мне:
— Все просто — это наука.
Я не вижу в этом ничего простого и только качаю головой.
Дедушка досадливо вздыхает:
— Ведь это должно быть очевидно! Я придумал, как обратить процесс старения вспять посредством клеточной регенерации.
Я хлопаю глазами.
— Для непосвященных: я изобрел лекарство от старости. — Голос дедушки дрожит от волнения. — По сути, я обнаружил источник вечной молодости!
Я не знаю, во что верить. С одной стороны, разговаривает он точно как дедушка. Мне даже хочется проверить, нет ли в его карманах пакетиков с соевым соусом. С другой стороны, я не уверена, стоит ли верить хоть чему-нибудь из того, что я услышала. В глубине души я подозреваю, что это просто какой-то чудак, который стащил дедушкино кольцо и водит маму за нос. Она не может устоять перед детьми с жалостливыми историями.
Я поворачиваюсь к ней:
— Ты уверена, что это дедушка?
— Он-он, не сомневайся, — отвечает мама, закатив глаза.
— Ну конечно, это я! — возмущенно восклицает дедушка.
Он выхватывает из кармана старый кожаный бумажник и показывает мне свои водительские права. На фотографии — недовольное лицо дедушки с точно таким же взглядом, как и у стоящего передо мной мальчика.
— Вот это круто! — восхищенно шепчу я.
— Круто? Да это грандиозно! Мне дадут Нобелевку! — Дедушкин голос звенит все громче. — Все узнают, кто такой Мелвин Херберт Сагарски!
Мама зевает. Ее это явно не волнует. А может, она просто устала. Уже довольно поздно.
— Я иду спать. Почему бы тебе не пообщаться с твоей внучкой? — Она многозначительно смотрит на дедушку. — И не клади ничего странного в