Джим Батчер
«Белая ночь»
Посвящается
Джесс и Даре, новым членам нашей семьи
Глава ПЕРВАЯ
Многое на свете выглядит не тем, чем является на самом деле. И уж к самым плохим вещам это относится в первую очередь.
Я остановил свой покрытый боевыми шрамами, разноцветный «Фольксваген-Жук» перед старым чикагским многоквартирным домом — в каких-то четырех или пяти кварталах от моей берлоги. Обычно ко времени, когда полиция вызывает на место происшествия меня, дело обстоит довольно громко: налицо как минимум один труп, целое зарево синих мигалок, все замотано черно-желтой полицейской лентой, вокруг толкутся представители прессы — ну, или, по крайней мере, их прибытие ожидается с минуты на минуту.
На месте преступления царила совершеннейшая тишина. Я не увидел у подъезда ни одной полицейской машины, да и «скорая» стояла всего одна, с выключенными мигалками. Мимо прошла молодая мамаша с двумя детьми; один младенец ехал в коляске, другой ковылял по тротуару, ухватившись за руку матери. Пожилой мужчина выгуливал палевого лабрадора. Ни зевак, ни каких-либо других признаков чего-то из ряда вон выходящего.
Странно.
Неприятный холодок пробежал по моему загривку несмотря на солнечный майский день. Обычно я не начинаю напрягаться до тех пор, пока не столкнусь как минимум с одной кошмарной тварью, занимающейся каким-либо живописным злодеянием.
Я отмахнулся от этого, списав на возрастную паранойю. Ну, я не то, чтобы слишком уж стар, особенно для чародея, но возраст — такая штука, не успеваешь оправиться от одного кризиса, а на подходе уже другой, и наверняка этот новый не приятнее предыдущего.
Я вытянул ручник Голубого Жучка и вошел в подъезд. Лестничный марш, по которому я поднялся, настоятельно требовал замены выбитых плиток или по меньшей мере хорошей влажной уборки. Лифтовой холл оказался вымощен серо-голубой плиткой, отполированной в центре ногами почти до зеркального блеска. Выходившие в него двери были старыми, обшарпанными, зато из настоящего дуба. Мёрфи ждала меня в холле.
Пяти футов с копейками роста, весом в сотню фунтов с небольшим, Мёрфи вряд ли производит впечатление крутого чикагского копа, имеющего дело с маньяками и монстрами. Как-то не положено копам иметь такие русые волосы или такой курносый нос. Порой мне кажется, что Мёрфи стала крутым копом, на которого она не похожа, исключительно из чувства противоречия — впрочем, ни избыточная голубизна глаз, ни кажущаяся безобидность не скроют стального стержня ее характера. Она встретила меня деловым (типа, «мы-на-работе») кивком.
— Привет, Дрезден, — чуть напряженно произнесла она.
— Ба, лейтенант Мёрфи, — протянул я и, шаркнув ножкой, склонился перед ней в изысканном поклоне — полной противоположности ее нарочито грубоватым манерам. Я делал это вовсе не из чувства противоречия. Нет, правда. — Я оглушен вашим присутствием.
Я ожидал, что она возмущенно фыркнет. Вместо этого она вежливо, не слишком весело улыбнулась мне.
— Сержант Мёрфи, — мягко поправила она меня.
Я поперхнулся. Ну и чурбан же ты, Гарри. Еще не занявшись делом, ты уже ухитрился напомнить Мёрфи, во что ей обошлись дружба с тобой и помощь тебе.
Мёрфи служила в полиции в чине лейтенанта и руководила отделом Специальных Расследований. ОСР — это ответ чикагской полиции на проблемы, не вписывающиеся в рамки «нормальных». Если вампир расчленяет иммигранта, если вурдалак убивает кладбищенского сторожа или если фэйри заговаривают чьи-то волосы так, что те растут не наружу, а внутрь, кому-то приходится это расследовать. Кому-то приходится лезть в это с головой, чтобы заверить потом власти и общество в том, что все в порядке. Неблагодарная работа, но ОСР справляется с ней, потому что у них крепкие нервы, и верная рука, и еще чародей Гарри Дрезден, готовый при необходимости прийти на помощь.
Мёрфино начальство крепко обиделось на нее за то, что она в разгар кризиса ушла с рабочего места, чтобы помочь мне. Собственно, для полицейского назначение руководителем ОСР и так приравнивается к ссылке в Сибирь. Но отняв у нее чин и статус, которых она добилась упорным трудом, ее еще и унизили — не столько в глазах подчиненных, сколько в ее собственных.
— Сержант, — со вздохом кивнул я. — Извини, Мёрф, я забыл.
Она пожала плечами.
— Не переживай. Я тоже периодически забываю. Как правило, когда отвечаю на звонки, сидя на работе.
— Все равно я болван.
— С этим не поспоришь, Гарри, — хмыкнула Мёрфи и легонько шлепнула меня по бицепсу. — Впрочем, твоей вины в этом нет.
— Очень благородно с твоей стороны, Минни-Маус, — отозвался я.
Она фыркнула и хлопнула ладонью по кнопке лифта.
— Как-то тихо здесь по сравнению с другими местами преступления.
Она поморщилась.
— Это и не преступление.
— Правда?
— Ну, не совсем, — ответила она и посмотрела на меня искоса. — Не официально.
— А-а, — протянул я. — Тогда я что, не считаюсь официальным консультантом?
— Официально нет, — подтвердила она. — Столлинзу здорово урезали бюджет. То есть, на оборудование и зарплаты еще хватает, но…
Я покосился на нее, заломив бровь.
— Меня интересует твое мнение, — сказала она.
— Насчет чего?
Она покачала головой.
— Не хочу настраивать тебя. Просто посмотри и скажи, что ты там увидел.
— Ну, это можно, — согласился я.
— Я сама тебе заплачу.
— Мёрф, ты не обяза…
Она очень пристально на меня посмотрела.
Раненая гордость сержанта Мёрфи не позволяла ей принимать милостыню. Я поднял руки в знак капитуляции.
— Как скажете, босс.
— Вот так-то лучше.
Она проводила меня в квартиру на седьмом этаже. Пара выходивших в коридор квартирных дверей приоткрылась и, проходя, я краем глаза увидел опасливо выглядывавших жильцов. В дальнем конце коридора стояли двое парней, по виду санитаров — усталых, угрюмых санитаров. Один курил, второй просто прислонился к стене, скрестив руки на груди и сдвинув козырек бейсболки на глаза. Мёрфи отперла дверь ключом, не глядя на них; впрочем, они обратили на нее ненамного больше внимания.
Взмахом руки Мёрфи пригласила меня войти и осталась стоять у входа.
Я вошел. Квартирка оказалась маленькой, видавшей виды, но чисто прибранной. Большую часть противоположной от входа стены с двумя окнами занимали миниатюрные джунгли из очень и очень ухоженных растений. Не отходя от двери, я разглядел небольшой телевизор на тумбочке, старый музыкальный центр и кушетку.
На кушетке лежала мертвая женщина.
Она лежала, сложив руки на животе. Опыта у меня маловато, чтобы определить, сколько она так пролежала, но лицо ее утратило уже естественные краски, а живот чуть вздулся, поэтому я решил, что она умерла по меньшей мере накануне. Возраст ее я тоже определить не смог — вряд ли больше тридцати. На ней был розовый махровый халат, на глазах — очки; волосы она собрала в пучок.
На столике рядом с диваном стоял пустой пузырек из-под лекарства со снятой крышкой. Рядом стоял графин с золотистой жидкостью, покрытый тальком для снятия отпечатков и накрытый пленкой — как и стакан, пустой, если не считать с полпальца воды на дне; судя по всему, это растаяли один или