Благодаря дядиному богатству жизнь Аланы была полна привилегий и невероятных возможностей. Список ее учителей был настолько длинным, что девушка давно потеряла им счет. Каждый учил ее чему-то одному и оставался в доме всего несколько месяцев. Леди Аннетт была единственной, кто задержался дольше. Обедневшая молодая вдова, вынужденная искать работу, была нанята Паппи, дабы обучать Алану всему тому, что должна знать и уметь леди. Позже он продлил ее пребывание в качестве дуэньи, так что Аннетт была частью семьи вот уже девять лет.
Занятия Аланы стали еще более интересными, когда ей исполнилось десять и началось обучение боевым искусствам. Паппи сам учил ее, как обращаться с различным оружием. В тот день, когда он привел ее в комнату, полностью освобожденную от мебели, со стенами, увешанными рапирами, кинжалами и пистолетами, она вспомнила слова, сказанные им очень давно. Он полагал, что девочка еще маленькая и все равно их не запомнит:
– Раньше я убивал людей. Больше я этим не занимаюсь.
Алана знала, что дядя сражался в войнах, которые Наполеон развязал по всей Европе; тех самых, из-за которых им пришлось бежать в Англию. Но как-то странно это прозвучало. В тот день, когда он вложил рапиру в ее руку, она спросила:
– Вот этим оружием ты убивал?
– Нет, но я тренировался, чтобы овладеть всеми видами оружия. То, что у тебя в руках, требует немалых упражнений, большой ловкости, быстроты реакции, сообразительности и хитрости, так что владение им дает огромное преимущество. А тебе лично рапира позволит держать на расстоянии мужчин, которые посчитают, что могут схватить тебя и подчинить своей силе. Очень важно соблюдать дистанцию, вне зависимости от того, какое оружие есть под рукой.
– Но, возможно, мне никогда не придется защищаться?
– Нет, чтобы защищаться, ты будешь носить не шпагу. Для этого ты освоишь пистолет.
Фехтование было просто упражнением, нужным для того, чтобы сохранять форму. Это она понимала. И стала с нетерпением ожидать тренировок с Паппи, которые приобрели для нее особое значение. В отличие от некоторых других наставников, он всегда был спокоен и терпелив с ней.
Аннетт рисковала лишиться работы, осмелившись спорить с Паппи о новом увлечении подопечной. Алана уловила только конец беседы, однажды проходя мимо кабинета Паппи.
– Оружие? Господи боже, она уже и без того дерзка и своевольна, а теперь еще и оружие будет у нее в руках?! Вы воспитываете ее, как мужчину. И как, по-вашему, я буду это исправлять?
– Я и не прошу вас ничего исправлять, – холодно возразил Паппи. – Я хочу, чтобы вы учили ее, как вести себя в присутствии тех или иных людей. А то, что вы считаете излишней дерзостью и мужским характером, станет ее преимуществом.
– Но это не подобает леди, ни в малейшей степени!
Паппи усмехнулся:
– Достаточно того, что вы научите ее хорошим манерам и прочему, что должна знать леди. И имейте в виду: от вас не требуется превращать в леди неизвестно кого. Она и так является леди самого высокого уровня. И я не собираюсь лишать ее надлежащего образования только на том основании, что она женщина.
– Но она подвергает сомнению все, чему я пытаюсь ее научить! Совсем как мужчина.
– Я рад это слышать. Я учил ее подходить обстоятельно, даже скрупулезно к анализу любой ситуации. Если что-то кажется ей непонятным, она не отмахивается, а старается разобраться в сути дела. Я хотел бы надеяться, что вы преуспеете в воспитании Аланы, не отвергая того, чему ее уже научили.
На этой реплике, прозвучавшей как предостережение, дискуссия завершилась.
Алана отступила от Паппи и приблизилась к стене, чтобы повесить шпагу. Настало время рассказать о том, что ее беспокоило. Она не могла больше откладывать этот разговор.
– Паппи, мне нужно принять несколько важных решений. Не могли бы мы обсудить их сегодня за ужином или как только я вернусь из приюта?
Не оглядываясь, она знала, что он хмурится. Запрещать ей он не запрещал, но ему не нравилось, когда она ходила в приют, даже если это его приют. В прошлом году она была потрясена, узнав, что Паппи основал это учреждение вскоре после их приезда в Лондон и продолжает поддерживать его. Алана не понимала, почему он никогда не рассказывал ей об этом. Не потому ли, что ее нынешнее обучение должно было превратить ее в леди? Ведь леди не пристало якшаться с оборванцами из трущоб, не так ли?
Но его объяснение прозвучало просто:
– Здесь мне дали новую жизнь, второй шанс. Я чувствовал, что не оправдал доверия. Нужно было вернуть долг, предоставить другим возможность получить такой же шанс на новую жизнь, какой выпал мне. Несколько лет ушло на то, чтобы уяснить для себя, что больше всего в моей помощи нуждаются самые отчаявшиеся – уличные беспризорники.
Что ж, достойная цель. Разве могла она остаться в стороне? Ее решение преподавать в приюте казалось совершенно естественным. Она получила столь разностороннее образование, что была квалифицированнее многих учителей. Кроме того, ей это нравилось. Одно из решений, которое она должна принять, относилось к преподаванию в приюте, поскольку эта работа никак не совмещалась с двумя другими направлениями, из которых следовало выбирать.
– Я тоже принял решение, – объявил дядя, стоя за ее спиной. – Никогда не думал, что именно этот день станет столь памятным для тебя, но откладывать разговор больше нельзя. Пойдем в мой кабинет.
Боже правый! Неужели ей придется выбирать из еще большего количества вариантов, чем прежде? Она стремительно обернулась и увидела, каким смущенным выглядел дядя. А вот он не мог видеть настороженности в ее серо-голубых глазах, блестевших в прорезях фехтовальной маски, которую она до сих пор не сняла. Памятный, он сказал? Это означало, что есть вещи важнее ее собственного выбора.
Он направился к двери, рассчитывая, что она последует за ним.
– Погоди, Паппи! – окликнула Алана. – Дети приготовили праздник по случаю моего дня рождения. Они огорчатся, если я не приду в приют сегодня.
Дядя заговорил не сразу. Ему пришлось обдумывать свой ответ? Притом что он любит детей не меньше, чем она?
Наконец он сказал:
– Хорошо, но не задерживайся.
И вышел из комнаты прежде, чем она нерешительно кивнула.
Алана машинально сняла маску, защитный жилет и ленту, которой перевязывала свои длинные черные волосы. Смутная тревога охватила ее.
Глава вторая
Праздник в приюте не помог Алане расслабиться и перестать думать о том, что ей предстоит дома. Мало того, детские проказы раздражали ее сегодня настолько, что она даже прикрикнула на Генри Мэтьюса:
– Может, тебе уши надрать?
Генри был одним из ее любимцев. Многие дети в приюте, не знавшие своих настоящих родителей, брали себе фамилию Паппи, с его разрешения, конечно. Генри, который хотел выделяться во всем, выбрал вместо этого имя Паппи.
Генри был не таким, как остальные. Он не просто отличался очень острым умом, быстро схватывая все, чему его учили, но также проявлял и развивал талант, который должен был сослужить ему добрую службу, когда настанет время покидать приют. Он умел вырезать из дерева замечательные вещицы: украшения, людей, животных. Алане он подарил ее собственное изображение. Она так растрогалась в тот день, когда он сунул ей в руки фигурку и убежал в смущении! Позже она отблагодарила Генри прогулкой в Гайд-парке и предложила захватить с собой некоторые из его поделок. Один из уличных торговцев заплатил за них Генри несколько фунтов, и этих денег оказалось больше, чем он когда-либо носил в карманах. Тот