Читать «Джокертаунская комбинация»

Не знаю, зачем я начинаю это, или что я буду с этим делать, или с кем я хотя бы говорю. Полагаю… Полагаю, причина в том, что я хочу, чтобы кто-нибудь помнил, что здесь случилось, когда все будет кончено. На днях я думал, что Рокс не продержится долго.

Не сможет: они не позволят.

Нужно ли объяснять, кто такие «они»? Не думаю. Ручаюсь, приятель – кто бы ты ни был, – если тебе нужен ответ, значит, ты не джокер, не так ли?

Мне кажется, лишь на один вопрос нужен ответ. Никто никогда не спрашивает меня прямо, но я вечно слышу его, будто тихий металлический перезвон в несмолкаемом гомоне мыслей. Я слышу его всякий раз, как кто-нибудь смотрит на меня или даже думает обо мне: каково это, быть таким мерзким? Когда голова и плечи уродливым наростом торчат на теле, занимающем акр земли, на теле, погруженном в собственные испражнения?

Каково это? Боже…

Ладно. Я попробую ответить.

Найдите комнату. Огромное пустое пространство. Пусть она будет не так уж, черт возьми, комфортабельна, убедитесь, что пол потрескался и отсырел, а воздух – слишком холоден или слишком горяч, вся атмосфера должна балансировать на грани уныния.

Затем разыщите стул. Жесткий, неудобный и занозистый, такой, чтоб захотелось встать и прогуляться уже через пару минут после того, как сел на него. Прикрутите его к полу в центре комнаты.

Раздобудьте пятьсот телеэкранов. Заполните ими все пространство вокруг стула, создайте Великую Стену пустых экранов. Затем подсоедините их к разным каналам, включите звук и выведите изображение на каждую из матриц.

Сядьте абсолютно голым на свой занозистый стул посреди этой уродливой комнаты перед всеми этими телеэкранами. Пусть кто-нибудь прикует вас к этому мерзкому стулу, а потом водрузит вам на колени сотню свинцовых слитков. Убедитесь, что узы крепки и вы не можете шевелиться, не можете почесаться, не можете закрыть руками уши, чтоб защититься от этого ужасного шума, что вы полностью зависите от других, тех, кто кормит вас, убирает за вами или приходит поговорить.

Ну, теперь вы начали понимать, каково это – быть Блоутом. Теперь у вас есть некоторое представление о том, на что это похоже.

Я слышу вас (я всегда слышу вас). Да ладно, говорите вы. У тебя есть возможность читать мысли. Разве это не дар? Легкий поцелуй колоды диких карт.

Ладно. Я могу читать ваши мысли. У меня есть моя Стена, она держит натуралов и тузов подальше от Рокса до тех пор, пока они действительно не захотят оказаться здесь. У меня есть личная армия джокеров, защищающих меня и заботящихся обо мне.

Рокс существует благодаря мне. Я его правитель. Я обладаю властью. Без меня Рокса нет. Это блаженство, не так ли?

Думаете? Ну, все это чушь собачья. Дерьмо. Куча черной слизи.

Думаете, я действительно управляю этим местом? Да вы шутите. Вот, к примеру, когда-то я играл в D&D. Почти все это время я управлял маленьким королевством по сценарию, придуманному нашим Мастером игры. И знаете что? Мысль о том, что я тут всем управляю, так же реальна, как и мое «королевство».

Вы не слышите, что они думают, когда говорят со мной: Прайм, Блез, Молли, КейСи и другие джамперы. Даже джокеры, даже те, кто проклят дикой картой. «Боже, какое счастье, что я не такой, как он» или «Не важно, сколько он знает или какими силами обладает, он просто гребаный ребенок…».

Я знаю. Я знаю, что они обо мне думают. И знаю, что они думают о Роксе. Мой Рокс – удобное убежище, но если завтра остров Эллис утонет в Нью-Йоркской бухте, они найдут другое место. Джамперы растворятся в глухих переулках города, джокеры… джокеры будут делать то же, что и всегда: пожмут плечами – если они у них есть – и уйдут в Джокертаун.

Так что же я буду делать? Когда мне скажут, чтоб я собирался и проваливал, а? Вы всерьез считаете, я могу куда-то свалить? Чувак, да мне повезло, что я смог добраться сюда три года назад, когда я был не больше школьного автобуса. А теперь… черт, синий кит уже не самое большое животное на Земле. Я больше чем целая стая этих гребаных китов.

Каково это?

Вы не сможете себе это представить. Вы не сможете посочувствовать мне. Это невозможно.

Ад каждого джокера сокрыт и индивидуален. Пусть так и остается.

Я ненавижу судить и выносить вердикты. Я даже знаю почему.

Мои родители были людьми слабовольными. Да, конечно… все дети винят своих родителей.

Но почему нет? Мои были бесхребетными приспособленцами, прогибавшимися под соседей, продавцов в магазинах, кого угодно, кто имел хотя бы малейшую власть. Это были два милых человека, готовых с радостью поменять свою точку зрения на противоположную при малейшем намеке на возражения. Это были два обворожительных, действительно обворожительных, человека, которые позволяли всякому окрестному сброду преследовать и запугивать их сына, школьного поэта, их сына «о, такого талантливого художника», их сына, с головой погрязшего в комиксах.

Они все говорили мне, когда я приходил домой с разбитым носом и фонарями под глазами: «Что ж, если они к тебе пристают, почему бы тебе просто не повернуться и уйти? Возможно, все дело в тебе. Сконцентрируйся на рисовании, или поэзии, или на домашних заданиях, Тедди. Играй в эту свою странную сказочную настольную игру или читай комиксы. Когда ты чуть подрастешь, они сами отстанут от тебя».

Это были два сердобольных человека, которые, когда Тэд, войдя в период полового созревания, начал вдруг превращаться в огромного слизняка, не бросили его. Нет. Они сперва позвонили в клинику Джокертауна и лишь потом исчезли.

Пропали. Растворились.

Ну, мамочка с папочкой, Тедди несомненно подрос, не так ли? Хотел бы я не быть вашим сыном. Я стал больше, но это не помогло, и я все еще тащу на себе весь ваш эмоциональный багаж.

Так как же я делаю то, что хочу? Как вам это общество? – я не могу заставить их понять, насколько все это важно.

Кафка возмущенно затарахтел. Я почувствовал,