Рори рассказал мне о Мэгги Моретти на третьем свидании.
— Все спрашивают меня, что произошло, — вздохнул он и откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу. — Это была трагедия от начала и до конца. До сих пор не могу в себя прийти. — Он взял бокал с вином и покрутил его, прежде чем пригубить. — Мы все время ссорились. Мэгги предложила уехать куда-нибудь на выходные, отдохнуть и побыть вдвоем, поговорить в спокойной обстановке, без городской суеты, наладить отношения. Ничего не получилось: те же самые ссоры, только на новом месте, — проговорил он тихо и грустно, и горе его казалось искренним.
Я поверила ему. Мне и в голову не пришло, что все это может быть ложью.
— В конце концов мне надоело. Я прыгнул в машину и погнал обратно на Манхэттен, а через пару часов соседи по загородному дому заметили дым и позвонили в службу спасения. Тело Мэгги обнаружили у лестницы внизу. Я узнал о трагедии на следующее утро — мне позвонили из полиции. Об этом не говорили в газетах, но в легких Мэгги нашли следы дыма, значит, она была еще жива, когда начался пожар. Если бы я не уехал, то мог бы ее спасти. Никогда себе не прощу…
— Почему писали, что ты причастен к смерти?
Он пожал плечами.
— Газетчики падки на такие вещи. И я их не виню, работа у них паскудная. А вот отец так и не простил «Нью-Йорк таймс». Хорошо, что мама ушла раньше и не видела всей этой репортерской вакханалии: она бы очень переживала, как эта шумиха скажется на ее рейтинге, — признался Рори с неожиданным ожесточением, однако быстро взял себя в руки. — Но хуже всего, что скандал опорочил имя Мэгги, ее память. Теперь все только и говорят о ее нелепой смерти, а не о достойной жизни, которую она вела.
Он тяжело вздохнул и отвернулся к окну, за которым в надвигающихся сумерках сверкал огнями вымокший под дождем Нью-Йорк.
— Я не в обиде на полицию — они всего лишь делают свою работу. Увы, справедливость не всегда торжествует, и все же мне повезло.
Незаметно появился официант в черном фраке и положил перед нами счет. Рори улыбнулся мягкой, очаровательной улыбкой, и у меня защемило сердце от желания, чтобы он полюбил меня так же сильно, как некогда любил Мэгги.
* * *— Миссис Кук, вы не откажетесь и в этом году возглавить «тихий» аукцион? — обращается ко мне Анита Рейнолдс, директор Центра по распространению грамотности, вырывая меня из воспоминаний.
— Конечно, — киваю я, — давайте встретимся в пятницу и обсудим кандидатуры спонсоров. Завтра я улетаю в Детройт, вернусь к концу недели. В два часа вам будет удобно?
Она кивает, и я заношу встречу в мой «Гугл-календарь», к которому имеют доступ также Даниэлла и Рори. Если я хочу, чтобы план удался, нельзя забывать о мелочах: надо назначать встречи, заказывать букеты — поддерживать привычный образ преданной жены, ратующей за процветание Фонда семьи Кук.
Остался тридцать один час.
* * *Вернувшись домой, я поднимаюсь наверх переодеться и вижу, что Даниэлла перепаковала мой чемодан, пока я была в спортивном зале. Теперь вместо модных нарядов там лежат классические костюмы и туфли на шпильках, обожаемые Рори.
Я запираю дверь и достаю из гардероба коробку с ботильонами. В ней спрятан нейлоновый рюкзак, который я купила на прошлой неделе за наличные в спортивном магазине. Аккуратно складываю его и убираю в чемодан под подкладку, туда же засовываю легкую куртку, несколько маек и бейсболку, приобретенную специально, чтобы спрятать лицо от камер в гостинице. Достаю с полки любимые джинсы и упаковываю их под костюмы. На первое время хватит. И пропажи никто не заметит. Закрываю чемодан, ставлю его у двери и опускаюсь на кровать, наслаждаясь короткими минутами одиночества.
Как я дошла до такой жизни? Разве об этом я мечтала, когда с отличием оканчивала факультет истории искусств и начинала строить карьеру в аукционном доме «Кристис»?
Жизнь никогда не была для меня простой и приятной, но после гибели мамы и Вайолет я с трудом держалась на плаву, и встреча с Рори показалась мне чудом. Он понимал мои страдания, потому что сам недавно пережил потерю. Он знал, как воспоминания, нахлынув, накрывают с головой, так что нет сил ни дышать, ни говорить и остается лишь ждать, пока боль отступит, как волна с опустошенного берега.
* * *Из коридора доносятся шаги и приглушенные голоса. Я напрягаюсь. Если кто-то обнаружит, что дверь закрыта, придется выслушать очередной выговор от мужа. «Люди не могут выполнять свою работу, Клэр, когда комнаты заперты». Внизу хлопает входная дверь, и раздается голос Рори. Я поднимаюсь, поправляю прическу и считаю до десяти, стараясь успокоиться. Осталась всего одна ночь. У меня нет права на ошибку.
— Клэр! Ты дома?
Я делаю глубокий вдох и открываю дверь.
— Да.
Двадцать восемь часов.
* * *— Как дела с учебой у Джошуа? — интересуется Рори у нашей кухарки Нормы, пока та разливает нам вино за ужином.
Норма расплывается в улыбке.
— Прекрасно. Но он так редко звонит.
Рори смеется, отхлебывает из бокала и одобрительно кивает.
— Мальчик взрослеет. Передай ему: я надеюсь, что и текущий семестр будет с отличием.
— Непременно. Спасибо вам, сэр. Мы очень благодарны.
Рори отмахивается.
— Это на пользу всем.
Много лет назад он решил оплачивать обучение детей и внуков домашнего персонала. С тех пор слуги, и так идеально вышколенные, стали беззаветно ему преданны. Они мастерски делают вид, что не замечают наших ссор.
— Клэр, попробуй это вино. Оно великолепно.
Я не спорю — жизнь научила. Когда мы только поженились, я имела неосторожность ответить: «По мне на вкус — как забродивший виноград».
Рори с каменным лицом взял мой бокал и грохнул об пол. Брызги и осколки разлетелись по паркету, вино запачкало дорогущий ковер. Норма выскочила из кухни.
— Клэр такая неуклюжая, — произнес Рори, потянулся через стол и сжал мою руку. — За это я ее