Читать «Невольный обман»

Изящная кремовая туфелька от Джимми Балдинини, летя через всю гостиную, прокрутила в воздухе несколько мудреных сальто и, приземляясь на чайном столике, едва не сшибла пузатую вазочку, расписанную китайскими иероглифами.

— Проклятье! — выдохнула Сара, снимая вторую туфлю и придвигая ногой мягкие розово-коричневые тапочки, украшенные помпонами.

С обувью ей вечно не везло. Даже с такой, как эта, — купленной за сумасшедшие деньги в фирменном бутике. Туфли и сапоги, когда она надевала их впервые и выходила на улицу, тут же начинали натирать ноги и жать, ремешки босоножек — врезаться в кожу или больно давить. У нее были обыкновенные небольшие ступни: не широкие, не узкие, с не слишком высоким, но и не чересчур низким подъемом. Довольно аккуратные, ровненькие, с правильной формы ногтями, пальцы на ногах. Почему с обувью ей неизменно приходится мучиться, Сара понятия не имела.

Сегодняшняя получасовая прогулка до ближайшего магазина обернулась для нее сущей пыткой. Пятки жгло, в пальцах, высвобожденных из кожаных оков, покалывало сотней тончайших игл.

Обув мягкие тапочки и посмаковав разлившееся по ногам тепло, Сара подошла к заваленному красно-желто-коричневыми бархатистыми подушками дивану, устало на него опустилась и пошевелила ожившими пальцами ног.

Тапочек у нее была уйма — белые атласные, черные, украшенные вышивкой и бусинками, в клеточку, в горошек, в виде мультяшных медведей и мышек. Она покупала их сама и получала в подарок от друзей и родственников, знавших, чем ей всегда можно угодить. Это была ее любимая обувь, ее слабость.

Сотовый в сумочке, повешенной на круглую дверную ручку из темного металла, упорно молчал. Лампочка на автоответчике не мигала — значит, в отсутствие хозяйки никто не звонил.

Сара тяжело вздохнула, обхватила коротко стриженную рыжеволосую голову обеими руками, стиснула зубы и зажмурилась.

Нет, она злилась вовсе не на туфли. И естественно, не на Балдинини и даже не на собственные нестандартные ноги. При других обстоятельствах ее не расстроил бы и неожиданно начавшийся сегодня мелкий противный дождь, и налетевший откуда-то с юга ветер. Даже на программиста Макса, так и не нашедшего вчера времени обсудить с ней создание сайта для нового заказчика, она не держала зла. С Максом и остальными ребятами, несмотря на случавшиеся в процессе их творчества накладки и неувязки, она представляла единую высокопрофессиональную команду, и в итоге они всегда блестяще справлялись со ставившимися перед ними задачами.

Тревожило Сару, вернее, даже не тревожило, а буквально сводило с ума, медленно разъедало изнутри совсем другое — очередной «номер» Гарольда и тягостное осознание того, что их отношения давным-давно зашли в тупик.

Верная и честная, воспитанная в духе строгости и порядочности, Сара никак не могла привыкнуть к выходкам своего молодого — он был на два года моложе ее, — непостоянного и бесконечно очаровательного бойфренда.

— Другим мне не стать, солнце мое, — вновь и вновь говорил Гарольд, когда Сара в очередной раз заводила с ним серьезный разговор, вконец измученная его очередным отсутствием или затянувшейся на несколько дней гулянкой. — Если я изменюсь, то перестану быть самим собой, окажусь не в состоянии играть, а значит, и жить. Пойми же наконец!

Сара понимала, точнее, старалась понять, все время ставя себя на место Гарольда и его многочисленных друзей из Арт-центра — людей бесшабашных, то безудержно веселых, то утопающих в тоске, но, несомненно, артистичных, как и он сам. Однако смириться с этой жизнью-игрой, с нескончаемым спектаклем почему-то никак не могла и постоянно, на протяжении вот уже двух с половиной лет твердила себе, что должна поставить в этой истории жирную точку. Но на решительный шаг у нее все не хватало твердости и смелости, отчего она презирала себя и злилась.

Что ей мешает расстаться с Гарольдом? В последнее время этот вопрос занимал ее все чаще и чаще. Быть может, болезненный трепет, в который этот красавчик с легкостью приводил ее одним своим голосом, одним взглядом... вернее, боязнь никогда больше этого трепета не испытать. Или воспоминания о лучших днях — об изобиловавшем цветами, поэзией и милым сумасбродством периоде ухаживания, о совместном отпуске на Лазурном берегу, о данной однажды друг другу клятве никогда не расставаться.

Что же касается любви... То всепоглощающее чувство, которое два с половиной года назад зародилось по отношению к Гарольду в сердце Сары, было уже совсем не тем. Нескончаемые сомнения, разочарования, обиды, страдания изменили его, изуродовали, превратили в жалкое подобие любви — гнетущее, болезненное, невыносимое. Чуть ли не в проклятие, от которого, даже если очень захочешь, не избавишься.

Любил ли ее Гарольд? Сара этого не знала. Когда-то ей казалось, что он от нее без ума. Его пылкие объяснения, перехватывавшее дух мальчишеское волнение, страсть, сметавшую все на своем пути, поначалу она принимала за чистую монету. Пока не увидела его на сцене в роли молодого графа, до беспамятства влюбленного в юную служанку Энн.

Играл Гарольд бесподобно. Отдавался тому, что делал, всем своим многогранным, сложным и загадочным существом. Все, кто смотрел на него в тот вечер из зрительного зала, наверняка ни на миг не усомнились в том, что он объясняется Энн в любви, обожает ее и преклоняется перед ней, ничуть не кривя душой...

Сара глядела на него из первого ряда в полном ошеломлении, разрываемая противоречивыми чувствами: восхищением перед его бесспорным талантом, смятением... и, как это ни глупо, жуткой ревностью. Ее любимый тем же нежно-отчаянным голосом на глазах у нее и у всех присутствующих в зале говорил слова любви совершенно другой женщине и выглядел при этом чуть ли не более одухотворенным, чем когда признавался в своих чувствах ей, Саре.

Она и раньше задумывалась над этим вопросом о совмещении актерами жизни личной и профессиональной. Нередко, наблюдая постельную сцену в том или ином фильме, Сара представляла, какие чувства должны испытывать, видя подобные кадры, любимые артистов, их супруги. Но раньше подобные мысли носили для нее лишь умозрительный характер, а с того самого вечера, когда она увидела Гарольда на сцене, и по сей день причиняли ей кошмарную боль.

После того спектакля вся актерская труппа, жаждавшая отдыха и веселья, направилась к Джеймсу Дауду, другу Гарольда. Сара поехала с ними. Ей уже довелось побывать на двух подобных кутежах: один устраивался тоже у Дауда, второй у Милы Ринальди, той самой юной актрисы, которая играла сегодня служанку графа.

Большая поклонница искусства, Сара от двух предыдущих вечеринок, на которых много пели, цитировали великих и смеялись, пришла в восторг. На количество выпитого, проявление актерами по отношению друг к другу чрезмерных вольностей и продолжительность мероприятий, закончившихся и в первом и во втором случае к концу следующего дня, она