Незнакомец остановился перед ним так, чтобы оказаться вне пределов досягаемости отчаянного рывка, на который вполне был еще способен латник, и посмотрел сверху вниз на корчащегося от боли воина. Стоял он в небрежной позе, опустив руки, однако кисти были слегка напряжены. Струйки пурпурного дыма, пронизанные мерцающими белыми искрами, еще исходили от его пальцев. Когда человек поднял руки, указывая на Хоукрила и Сараспера, искры стали гуще, послышалось угрожающее потрескивание.
— Должен ли я убить вас всех, Высочайшие Князья Аглирты? — спросил незнакомый волшебник, и голос его был едва ли громче шепота. — Или же вы можете назвать мне причину, по которой я смогу оставить вас в живых?
— Господин барон, — беспокойно промолвил старый управляющий, — там пришел человек, и он хочет видеть вас. Он облачен в доспехи, с мечом наголо, и за его спиной стоит дюжина бойцов, готовых к схватке. В качестве имени он назвал лишь странное слово «Цветочек».
Барон Несмор Сиятельный слегка улыбнулся и поднял руку, подавая сигнал. По этому знаку его стражи одним молниеносным движением выхватили мечи и застыли наготове по всему тронному залу.
Их господин поднял взгляд на украшенный позолотой балкон и подал еще один знак. Пажи барона повернулись и негромким, но резким и непререкаемым тоном отдали несколько приказов. Лица придворных, проводивших все свое время у резных перил и пялившихся на барона в ожидании его мельчайшего промаха — или малейшего знака милости, — внезапно исчезли с балкона. Лишь отзвук недовольного бормотания донесся до барона.
Улыбка Сиятельного погасла. Пусть себе гадают, почему их отослали прочь. Все это тщеславное сборище лучше держать подальше от предстоящей сделки. Остались только те, кто нужен, или те, кому это было позволено. Цветочек был опасным человеком и, несомненно, будет выдвигать весьма жесткие условия. Если дело обернется плохо для Гордости Сиятельного, то чем меньше народу будет свидетелями этого, тем лучше. Барон Сиятельный прекрасно сознавал, что люди не питают к нему особой любви.
Несколько секунд спустя управляющий уже стоял у дверей и кланялся своему господину; теперь в зале находились только те, кого желал видеть здесь Гордость Сиятельного. Человек, сидящий на троне, кивнул в ответ и почти небрежным движением указал на входную дверь. Управляющий повернулся, рывком распахнул створки и отступил в сторону, даже не объявив имена и титулы вошедших.
Да и сделай он это, ему понадобилось бы кричать, чтобы его услышали сквозь громкий, ритмичный лязг, раздавшийся почти сразу же, — мерный, быстрый шаг людей в боевых доспехах. Они вошли в зал с обнаженными головами и пустыми руками, однако держались так, как будто были здесь хозяевами. Они достигли возвышения перед троном и остановились одновременно, словно гвардия на параде.
Стражники барона напряглись, беспокойно глядя на прибывших. Не нужно было быть ветераном, чтобы определить, что чужаки превосходили в численности — и, вероятнее всего, в силе. Большинство из них не сумели уловить быстрое движение на ступенях балкона и в дальней части зала, когда типы с воровскими повадками, в кожаных доспехах прокладывали себе путь мимо придворных и пажей — туда, откуда им удобнее целиться; однако заряженные арбалеты в их руках пока что были направлены в потолок. Незнакомцы окидывали зал острыми взглядами, выискивая цели.
— Добро пожаловать, лорд Кровавый Меч, — спокойно произнес Сиятельный, поднявшись с трона. — Молва о вас несется далеко впереди вашего войска.
Человек, возглавлявший отряд закованных в броню воинов, позволил себе чуть улыбнуться — однако эта улыбка не коснулась его холодных глаз.
— Я еще не лорд, однако некоторые называют меня «лордом-воителем». Сендрик Датджек к вашим услугам — если мы сумеем прийти к соглашению.
Барон Сиятельный чуть склонил голову:
— Меня нельзя назвать неразумным человеком.
Некоторые из тех, кто стоял в зале, могли бы не согласиться с этим утверждением, однако никто из застывших в напряжении людей не стал высказывать несогласие вслух. Барон не склонен был прощать подобные вещи.
— А я, — напрямик заявил Датджек, — соблюдаю заключенные мною соглашения. Полагаю, вам это известно.
Барон кивнул.
— Известно. И у меня также в обычае относиться с уважением к заключенным мною соглашениям. Не следует ли нам начать с того, чего я желаю? А я желаю нанять вас и воинов, которыми вы командуете.
— Начнем с этого. Для меня нет неприемлемых задач, если мы сможем сойтись в цене, — и это будет моим первым ответом, — отозвался Датджек.
И хотя он не подал никакого видимого приказа или сигнала, его люди абсолютно синхронно развернулись лицом к придворным, стоящим по обе стороны от них, — и руки в металлических перчатках сомкнулись на рукоятях мечей.
Тишина, наступившая вслед за этим, казалось, звенела, как натянутая тетива. Многие присутствующие судорожно сглотнули — и обнаружили, что в глотке сухо, как после многодневной жажды.
— Я желаю, — без малейшего волнения или замешательства сказал Сиятельный, — стать королем Аглирты. До первого снегопада я должен сидеть на Речном Троне и быть нераздельным властителем Долины. Все бароны должны или присягнуть мне, или погибнуть. Это достаточно ясно?
Датджек кивнул.
— У вас есть маги, которые будут сражаться за вас?
Барон покачал головой.
— Ни одного, — ответил он тоном, предполагавшим, что он намерен высказать больше, но вместо этого внезапно умолк. Одинокая капля пота блеснула на лбу барона, однако он вскинул голову и посмотрел на вооруженный отряд так, словно уже был королем.
— Зато они будут сражаться за других, — без обиняков заметил Датджек. — У нас будут большие потери. Две тысячи золотых монет — рагаларских сандаров или каррагласских зостарров, но не аглиртской чеканки — за каждого мечника, которого я приведу на поле боя. Состав моего отряда будет записан, и копии будут храниться у нас обоих. Половина платы вперед, до того как мечи будут вынуты из ножен; выжившие получают все остальное, самое позднее к середине зимы.
Сиятельный медленно кивнул:
— А ваша доля?
— Сотня рагаларских сандаров и баронство в нижнем течении реки. Яркое Знамя, пожалуй.
— Гончие Псы, — твердо возразил барон.
Наступило молчание — сначала обычное, даже спокойное, но по мере того, как безмолвие затягивалось, напряжение возрастало. Придворные, оставшиеся в зале, переглядывались, затем быстро отводили глаза. Никто не осмеливался задерживать взгляд на тех двоих, что стояли лицом к лицу в центре зала.
Наконец Датджек склонил голову, выражение его лица было задумчивым и отстраненным.
С трудом веря, что все