– Не знаю, смогу ли я принять участие в постановке. – Стараюсь, чтобы в моем голосе не прозвучала грусть, которую я по этому поводу испытываю.
– Только не это, дорогой, – качает головой Джордж. – Конечно, у тебя есть план и все такое, но в жизни всегда есть место театру.
Эшли отрывается от комикса – потрепанного выпуска «Академии смерти»:
– Ты готов бросить театр ради этого парня? В самом деле?
– Это часть плана, – отзываюсь я. – И он не просто какой-то там парень. Он Хадсон. ХАДСОН. Идеальный человек. – Пока я произношу это, в домик входят другие мои друзья – другие театральные ребята. Мы здороваемся, обнимаемся, некоторые из них говорят, что им нравится моя новая прическа. Джордан останавливают на ней взгляд и произносят:
– Ух ты! Тебя не узнать. Прикольно, однако. – А потом выбирают себе кровать. Я занимаю койку рядом с кроватью Джорджа, под койкой Эшли.
– Я думал, ты разместишься на втором ярусе, с такой-то прической, – комментирует мои действия Джордж.
– Уймись, – отвечаю я. – Это всего лишь волосы.
– И никакого тебе театра, – грустно говорит Эшли.
– И что ты будешь делать все лето? – спрашивает Джордж.
– Думаю заняться спортом, – отвечаю я, хотя сам не знаю, каким именно. – Бегом с препятствиями, а еще всякими там искусствами и ремеслами.
– Ну, это будет тебе обеспечено, – пожимает плечами Джордж.
– Я как-то не въезжаю, Рэнди, – начинает Эшли, – Понимаю, что ты запал на этого парня…
– Я не просто запал, – возражаю я. – Он заставляет меня чувствовать себя… иным. Он особенный.
Эшли вздыхает у себя наверху, и я замечаю, что они с Джорджем переглядываются.
– И зовите меня теперь Далом. По крайней мере, на людях.
– Дал, – задумывается Джордж. – Не так уж и плохо.
– А мне не нравится, – морщится Эшли. – Это не твое имя.
– Это же просто другая часть имени Рэндал. – Я достаю из сумки простыни – на этот раз они серого цвета, без радужных изображений единорогов, какие я привозил прежде, – и застилаю кровать. – Все хорошо. Я не забываю, кто я есть на самом деле. Просто хочу, чтобы на меня смотрели другими глазами.
– Ты хочешь казаться более мужественным, – с отвращением констатирует Эшли. Она спрыгивает вниз и помогает мне подоткнуть углы простыни. – Словно это что-то да значит. Эту чепуху придумали гендерные эссенциалисты.
– Это имидж, – высказывает свое мнение Джордж.
– Это то, что нравится Хадсону. – Я сажусь на кровать и разглаживаю серые простыни. По крайней мере, они из плотной ткани. Может, они и смотрятся иначе, но на ощупь такие же, как прежние.
– И ты уверен, что все это стоит того?
– Совершенно уверен.
Два
Мы усаживаемся полукругом рядом с флагштоком и смотрим на Джоан, которая, в свою очередь, смотрит в блокнот с обычным для нее выражением лица, скосив рот на одну сторону. Я сижу между Джорджем и Эшли. Мне можно по-прежнему дружить с ними, это никак не скажется на выполнении моего плана. Я решил, если ему это не понравится, значит, он не тот парень, каким я его считаю, а я считаю его парнем, который верит, что все мы особенные и способны на многое. Он может не знать, что мы старые близкие друзья, но это неважно. Кроме того, мне будет нужна их помощь.
Нахожу глазами Хадсона – он сидит на противоположной стороне полукруга и машет мне. Рядом с ним его лучший друг Брэд – высокий, худой, с обритой наголо головой и темной кожей. Он, подобно Хадсону, занимается спортом и не красит ногти, но, как ни странно, они просто друзья, и никто не знает, почему так получилось. Это одна из больших тайн лагеря. Как, например, действительно ли кто-то из третьего домика умер, или почему домики не разделены по гендерному принципу, а раздевалки в бассейне разделены.
– Мне нужно, чтобы вы показали мне дерево, – говорю я Джорджу и Эшли.
– Ты видел его, – отвечает Эшли. Она уже побывала в домике искусств и ремесел, нашла толстые нитки и теперь плетет из них браслет.
– Рэнди видел, а Дал нет, – усмехаюсь я. – Далу нужно увидеть дерево, когда Хадсон будет наблюдать за ним, чтобы он мог сказать, что ни за что не согласился бы встречаться с таким плейбоем.
– Плейбоем? – удивляется Джордж. – Дорогой, у нас на дворе не шестидесятые. Мы так не говорим.
– А меня больше беспокоит, что он говорит о себе в третьем лице и так, будто он – это два разных человека, – произносит Эшли.
– Это позволяет мне различать их. Дал – вроде как роль.
– Мастер перевоплощения. – Голос Джорджа чуть презрителен. – Хорошо-хорошо, я помогу тебе, но не могу представить, как ты заставишь его подслушать наш разговор.
– Просто подведи меня к дереву, когда я попрошу тебя об этом, ладно?
– Прошу внимания! – Джоан с поднятой рукой стоит перед флагштоком посреди домиков. – Когда рука поднимается…
– Все затыкаются! – раздается ей в ответ. Кто-то продолжает разговаривать, но Джоан не опускает руку до тех пор, пока не наступает полная тишина.
– Спасибо! – говорит Джоан. Она всегда выглядит невыспавшейся. Ей, должно быть, за пятьдесят, у нее короткие курчавые волосы и большие очки в пластмассовой оправе на цепочке, которые, готов поспорить, она носит еще с семидесятых годов, на ней всегда белая лагерная рубашка и бриджи. – Здравствуйте и добро пожаловать в лагерь «Открытая страна»! – продолжает она с недостаточным энтузиазмом и улыбкой, которая была бы просто неотразимой, будь у нее побольше энергии. – Я Джоан Руиз, директор лагеря. Я буду каждый день в восемь утра проводить здесь собрания, а по понедельникам вечером руководить кружком по истории ЛГБТКИА+. В иное время вы услышите мой голос, только если у вас появятся какие-нибудь неприятности. Вот и давайте поговорим о том, как не допустить этого. Во-первых,