Читать «100 великих мореплавателей»

В начале было, разумеется, слово. Вернее fama — молва. В природе человека разумного приукрашивать достижения своего разума, выдавать желаемое за действительное, наделять обычное чудодейственными свойствами. Или поэтическому взгляду древних в вое урагана действительно слышались голоса сирен, а в сверкании молний — грозное копье Зевса? Так или иначе, из рассказов о богах выросли рассказы о божественных странах. Почему божественных?

Наверное, потому, что там было так много всего, о чем только мечтал человек, — там били винные ручьи и росли деревья с молодильными плодами, путников ублажали прекрасные дивы, все были свободны и счастливы, и у каждого счастливого жителя этих стран было по десятку рабов… В дальних странах жила птица Рух, циклопы играли скалами как мячиками, и жили люди с собачьими головами. Слушая россказни бродячих факиров, ошеломленные жители древних городов трясли бородами и всплескивали руками. Но были и те, кто, поподробнее выспросив бродягу, крепко примечали себе нужное направление и собирали ватагу собутыльников, которые вскоре превращались в соратников.

Завоевание моря началось с обследования больших внутренних заливов, которые так влекли к себе варваров — то диких и грязных, то купающихся в роскоши, — варваров в том смысле, который придавали этому слову греки. А они называли так все, на что не изливалась благодать синевы морских небес людей, земли, животных и богов. По мудрому суждению афинян, сам Александр был не кто иной, как варвар.

О первых плаваниях в Оманском заливе, Персидском заливе и Красном море не осталось никаких достоверных свидетельств. В те далекие времена человек рассказывал свою историю в стихах и песнях, которые исчезали, подобно тому, как таяли на воде следы первых морских судов.

Однако перед Троянской войной на берегах Аравийского залива зажглись первые маяки. Культ неугасимого огня потребовал своих жрецов. Каждый маяк становится храмом, где обучают священному искусству вождения кораблей и определению их путей по небесным светилам. Причалив к подножиям маяков на своих ладьях, нагруженных благовониями, пряностями, слоновой костью и золотом с берегов Индии и Персидского залива, моряки рассказывали о своих наблюдениях за режимом ветров капризами морей, оскорбленных вторжением человека. Они описывали бухты и мысы, определяли их местоположение.

Жрецы собирали эти сведения, сопоставляли, обобщали и выводили закономерные связи между жизнью неба и моря. Они извлекали пользу из фантастических вымыслов и правдоподобных рассказов. В поисках истины жрецы нередко исходили из легенд. А между тем истина содержала в себе больше чудес, чем самые фантастические легенды.

Эти победы одерживались одновременно на всех окраинных морях, от Дальнего Востока до Финского залива, — повсюду, где климат не мешал жить человеку. Но на Средиземном море они приняли огромный размах. И в результате появились племена покорителей морей. Все человеческие страсти способствовали этому отбору, предначертанному судьбой: честолюбие, ненависть, стремление к свободе, корысть и любовь.

Временные стоянки на берегах заливов превращались в порты — морские города, которые море питает своими плодами. Финикийские города рассылали во все неизведанные земли первопроходцев, а те возвращались с волнующими вестями. Случайно, из-за вынужденных или добровольных высадок на берег, они обнаруживали территории, которые можно было покорить. И вот караваны судов отправляются в плавания вдоль берегов Северной Африки и южного побережья Европы. Мореходы, изгнанники и авантюристы создают множество колоний, порты, принимают товары из городов-метрополий и посылают взамен богатства, выкачанные из новых земель. Эти колонии постепенно набирают силу, вступают в соперничество, а затем и в конфликт с метрополиями, утратившими свои доблести от чрезмерного богатства, освобождаются от зависимости и в свою очередь рождают новые колонии, которые тоже рано или поздно достигнут независимости.

Океан покоряется вдоль всего побережья Атлантики, где поселяются племена завоевателей. На севере мореходы, озадаченные холодами, туманами, резкими ветрами, поднимаются все же до Ла-Манша и достигают берегов Англии.

Но купцов не привлекают эти острова и моря, которые богаче опасностями, чем редкими товарами.

Границы мира отступают перед украшающими форштевни чудищами, чьи зоркие глаза высматривают злых духов. Опыт финикийцев, ослабленных борьбой с варварами, наследуют греки. Наделенные более бескорыстным и смелым умом, они используют этот опыт для пополнения географических знаний. Пифей, не заботясь о материальной выгоде, пробивается со своей экспедицией к Северному полярному кругу. Он входит в Балтийское море, и только опасность оказаться отрезанным льдами заставляет его отступить. Пифей открывает существование нескончаемой полярной ночи и объясняет ее стройной системой неопровержимых доказательств.

Такими достижениями завершилась эпоха малого каботажа, этого беспокойного ползанья вдоль берегов, когда всякий раз на ночь нужно было заходить в гавань. Море уже перестало вызывать в сердцах людей ужас, овладевавший ими, когда они теряли из виду землю, которую считали своим единственным домом.

Два года бороздил моря снаряженный фараоном Нехо финикийский флот. Когда он вернулся в восточное Средиземноморье, позади осталось 20 тысяч километров пройденного пути. Он проплыл вокруг всей Африки, хороня мертвых на ее берегах. После этого тяжелого и славного путешествия человечеству пришлось ждать еще два тысячелетия, прежде чем другой моряк отважился обогнуть мыс Доброй Надежды — Ганнон, отплыв из Карфагена, смело штурмует океан и достигает Гвинейского залива. Он совершает 12-дневные морские переходы, не причаливая к берегам. Критянин Неарх, представитель мудрого и отважного народа, за три века до нашей эры вывозит из Индии одну из армий Александра, открывает область муссонов и в течение месяца держится этих попутных ветров со своим огромным флотом — примерно 200 кораблей.

В этом лихорадочном освоении водной стихии отныне участвует все Средиземноморье — метрополии и колонии, философы и ученые, историки и поэты. Море вынуждено раскрывать свои тайны. Наблюдения мореплавателей натолкнули Пифагора на мысль о сферичности нашей планеты.

Аристотель вникает во все вопросы, которые стали впоследствии предметом океанографии. Люди учатся составлять карты, измерять глубины, определять координаты портов, точно измерять по звездам пройденные расстояния, использовать в своих целях силы ветров, приливов и морских течений. Люди очеловечивают богов — властителей моря, которое теперь бороздят тысячи судов. Обычный корабль берет теперь груз, перевозившийся сотней верблюдов, и доставляет его по назначению со скоростью, которую позволяет предугадать знание силы и направления ветров. Морские пути оказались более рентабельны. Теперь корабли стали доставлять войска к месту сражения. Дно Средиземного моря устилается останками разрушенных судов. Оно становится поочередно, по воле людских страстей, то царством мира, то ареной войны.

Таким же эмпирическим путем люди оборудуют для своего удобства морские берега, строят порты в заливах, набережные, сооружают молы, очищают фарватеры. Повсюду — от Черного моря до Геркулесовых столбов и еще дальше — множатся гавани, вырастают маяки. В эту эпоху поклонения красоте люди, облагороженные морем, созидают лишь такие города, которые составляют неразрывное и