Читать «Здравствуй, труп»

Густой фиолетовый как чернила январский вечер застыл над городом. Трескучий мороз сковал воздух — ледяной, колючий — он больно обжигал горло, а нос у Павла был заложен, потому приходилось дышать ртом. Он натянул мохнатый шерстяной шарф на нос, зябко поежился и перешел пустынную улицу. До дома оставалось два квартала пешком. Пешком потому, что два года назад Павел взял за правило возвращаться с работы на своих двоих, воздухом же нужно когда-то дышать. На улице ни души, редкие машины, подслеповато помаргивая воспаленными глазами габаритов, проносились мимо и мгновенно пропадали во мгле. Народ отсиживался дома, дивясь на упорно падающий столбик термометра и понося грянувшие морозы на чем свет стоит.

— Минус тридцать семь! Еще грипп этот проклятущий, — ворчал Павел.

В последние годы он начал много брюзжать, отдавал себе в этом отчет, но жизнь закладывала такие крутые виражи, что нервы совсем расшатались, давление скакало, мучили головные боли.

Семь лет назад, когда Павел Градов с другом основали фармацевтическую фирму «Джитек», он был полон сил и энергии. Работали как черти, дела шли в гору, завелись хорошие деньги, но тут Павел дал сбой, начал попивать. Повод для встреч с зеленым змием находился без труда: нервы, усталость, семейные проблемы, удачная сделка, да мало ли… Истинная же причина его пьянства заключалась в распущенности и дурной наследственности. Только теперь, когда Градов остался не у дел, мусолить события семилетней давности и корить себя за безволие и глупость не имело смысла. Стоило Павлу уйти в очередной запой, как бывший друг и компаньон вывел его из состава учредителей, сунул в зубы энную сумму денег и послал ко всем чертям. Павел хорошо помнил, как Андрон на открытом совещании во всеуслышание сказал:

— В ваших услугах, Пал Андреич, больше не нуждаемся. Вам хочется катиться вниз, мы же нацелены взбираться наверх. А финансовая лестница, она, ух, какая крутая! Короче, нам с тобой, Паша, больше не по пути.

Воспользовавшись запоем партнера, Андрон подсунул Павлу договор о продаже его доли бизнеса за символическую сумму. Оскорбленный Павел в пьяном угаре подписал не глядя. Иными словами, «друг» без зазрения совести облапошил дурака. Можно было попробовать доказать незаконность совершенной по пьяной лавочке сделки и отсудить свои деньги, но Павел побаивался: за Андроном стояли серьезные люди в Москве. «Лучше быть бедным, но живым», — решил он и отпустил все.

Теперь Андраник Каспаров жил не напрягаясь, контролировал хорошо отлаженный бизнес и стриг купоны, снисходительно поплевывая на бренную землю. Первый год после расставания с компаньоном Павел продолжал безбожно пить и яростно ненавидеть бывшего друга, потом опомнился, взял себя в руки и на оставшиеся деньги открыл небольшой мебельный магазин. Прежний уровень благосостояния был ему теперь не по карману, но жили они с женой и детьми в приличном двухэтажном коттедже, построенном во времена былых прибылей, жили и не жаловались. Старшая дочь Лиза два года назад окончила Плехановку, слыла редкостной красавицей и доставляла Павлу немало забот. Яркая, самолюбивая, с непомерными амбициями, одевалась дорого, с мужчинами не церемонилась, что не так — отваживала без лишних слов, работу меняла ежемесячно — с начальством не уживалась. Беспокоился за нее Павел. Отчего? Сам не мог объяснить, просто душа ныла, и все тут. Младшая, восьмилетняя любимица — Варя, сероглазая и веселая, любила отца до самозабвения, он отвечал ей тем же.

Павел остановился на перекрестке и нащупал в кармане большую плитку «Аленки», для нее, для Варюшки, — она для него свет в окошке, глоток воздуха в затхлом мирке унылого провинциального существования. Бизнес шел тяжело, конкуренты душили демпинговыми ценами, каждодневная борьба за выживание. Андрона, с которым они с детства были не разлей вода, не простил. Мучила его эта обида, нутро жгла, душу разъедала, здоровье подтачивала. Ни на минуту о ней не забывал. Засыпал и просыпался с мыслью о мести. Забыв о больном горле, Павел глубоко вздохнул и отчаянно закашлялся — морозный воздух безжалостно ободрал и без того воспаленное горло. Отдышавшись, он снова побрел к дому. Красная крыша его коттеджа явственно виднелась среди обметанных инеем ветвей старой липы. Из окон приветливо струился яркий теплый свет. Большой темный силуэт Марины, по обыкновению, хлопотавшей на кухне, обещал сытный ужин и спокойный домашний вечер, и Павла немного отпустило.

«Все не так уж плохо. Мой дом — моя крепость», — подумал он и нажал кнопку звонка.

В ту же секунду в кармане дубленки завибрировал мобильник, Павел вытащил телефон, взглянул на слабо светившийся в темноте экран и шепотом выругался:

— Сабина, черт ее дери! Знает же, стерва, что в семь я всегда дома.

Вот уже четыре года Сабина была его любовницей. Отношения с ней Павла тяготили давно, но на разрыв он не решался, духу не хватало. Нажав на отбой, он отключил телефон и сунул его в потайной карман, жена любила время от времени покопаться в списке звонивших. «Ревнивая она у меня. Огонь», — усмехнулся он. — «Чем шире в талии, тем подозрительнее».

Дверь распахнулась, и Варюшка с веселым визгом повисла на шее отца:

— Привет, па-а-а! Чего принес?

— Погоди, дай хоть разденусь. Вот беспокойное хозяйство, — с напускной суровостью ворчал Павел, обнимая кудрявую шалунью.

Варвара вьюном вилась около отца, поминутно засовывая любопытный нос в отцовские карманы.

— Господи, ты бы еще в штаны заглянула, — проворчала подошедшая Марина. Она бесцеремонно отстранила дочь и звонко чмокнула Павла в щеку.

— Калугин не звонил? — спросил Павел, протягивая ей пальто и шапку.

— Нет. А ты что, опять в долг ему дал? — настороженно спросила жена.

— Да, не-е-ет. Ты, как всегда… Только о деньгах и думаешь, — поморщился Павел и пошел в ванную мыть руки. — Ужинать сейчас будем или Лизавету подождем?

— Дождешься ее, как же! — отозвалась с кухни Марина, раздраженно гремя кастрюлями. — Звонила полчаса назад, сказала, что Андрон ее работой завалил. Задержится до десяти.

— Ничего, пусть работает. Все лучше, чем по кафешантанам болтаться, — рассудительно сказал Павел, усаживаясь за стол.

Варя примостилась рядом и ласково по-кошачьи потерлась о рукав его рубашки, Павел пригладил реденькие пегие виски и наконец расслабился. Он принадлежал к той части российского населения, что выросла в советских хрущевках. Там на крохотных кухоньках родители принимали гостей, шепотом ругали Брежнева, пели задушевные песни, выясняли отношения и воспитывали (и замечательно воспитывали!) детей. Оттого, вероятно, кухня и заняла в сердце Павла особое место, здесь и только здесь ему отдыхалось лучше всего. Не в отдельной комнате с буржуйским названием «кабинет», а за овальным, накрытым клетчатой скатертью и освещенным теплым красноватым светом шелкового абажура столом. Варвара тихонько возилась под боком, раскладывая пасьянс, этому фокусу ее недавно научила Марина, и теперь