Читать «Ольга, княгиня зимних волков»

© Дворецкая Е., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Как и многие судьбоносные события, это началось со столба дыма над Дивинцом. Дозорные давали знать, что с моря идет обоз. Этой вести Ингвар сын Хакона ждал давно и с нетерпением. Обычно он принимал гостей у себя в гриде, в крепости, но этот случай был особенным. Поэтому вскоре Ингвар, одетый в новый синий кафтан с синей же шелковой отделкой, уже стоял на причале возле устья Ладожки и вглядывался в близкую оконечность мыса, за которой расстилался Волхов. Вот-вот оттуда покажутся первые корабли, которые он уже видел со стены. На одном из них едет его судьба. Еще немного – и он увидит свою будущую жену и новую хозяйку вика Альдейгья.

Однажды они уже встречались. Семь лет назад Ингвар, тогда тринадцатилетний отрок, ездил с отцом за Варяжское море, в Бьёрко: такой же вик, только в земле свеев, на берегу озера Лёг[1]. Там уже почти сорок лет правил глубокий старик Бьёрн конунг, с которым ладожский воевода Хакон состоял в отдаленном родстве – таком дальнем, что его можно было подкрепить заново. У дряхлого Бьёрна имелась на то время последняя незамужняя внучка – Фрейлауг, девочка восьми лет. Когда Хакон намекнул хозяину, что был бы рад найти в его семье жену для сына, тот расхохотался, глядя на рослого нескладного подростка:

– Ну, куда ему жениться, он ведь… слишком стар для нашей Фрей!

– Пока невеста подрастет, я, глядишь, и помолодею! – не растерялся жених.

Ингвар сын Хакона имел куда больше оснований верить в себя и не теряться перед насмешками, чем это обычно бывает у подростков. Год назад, едва получив меч, он принимал участие в походе киевского князя Ингвара, своего тезки и дяди по матери, на богатую Романию. Поход окончился разгромом, живыми вернулись немногие, а юный наследник ладожского ярла приобрел и опыт, и веру в свою удачливость. Здесь на Бьёрко он хотел не только посвататься, но и нанять побольше дружины: ведь Ингвар киевский намеревался повторить поход, дабы смыть бесчестье.

– Ну, а пока не помолодеешь, я буду звать тебя Альдин-Ингвар – Ингвар Старый! – воскликнул Бьёрн конунг. – Приезжай опять лет через семь-восемь, я погляжу: если будешь уже достаточно молод, может, и выдам за тебя мою внучку.

Так за Ингваром сыном Хакона и закрепилось прозвище Старый. Под ним его знали по всему Восточному пути, от Бьёрко до Романии, что позволяло не путать его с Ингваром сыном Ульва, киевским князем. Прошлым летом он уже мог бы воспользоваться приглашением Бьёрна, но как раз в это время умер его отец. Альдин-Ингвар был провозглашен воеводой Ладоги, и в этом качестве у него нашлось множество дел. Ему предстояло заключить новые договора со всеми князьями, конунгами и ярлами, чьи владения простирались к югу от Ладоги: до Константинополя за Ромейским морем и до Страны Рубашек за морем Хазарским.

Две важные ключевые точки – исток Волхова и Киев – трудностей не обещали: там сидела довольно близкая родня. Из Волховца[2], чей хозяин носил титул конунга, происходила мать Альдин-Ингвара, Ульвхильд, а ее младший брат Ингвар уже лет десять правил в Русской земле. Примерно столько же времени ему было подчинено племя зоричей, жившее на реке Ловати. Далее начинались земли смолян, где правил Сверкер конунг – родственник Бьёрна из Бьёрко, благодаря чему между верховьями Днепра, населенного кривичами, и берегами озера Лёг, то есть землей свеев, поддерживалась оживленная связь.

Взяв в жены внучку Бьёрна конунга, Альдин-Ингвар обеспечил бы себе наилучшие возможности для перемещения товаров и дружин. За минувшие годы он уже не раз совершал этот путь до самого Царьграда – дважды в составе войска руси, еще трижды с торговыми обозами. В свои двадцать лет он мог считаться одним из самых опытных и сведущих людей в словенской части Восточного пути. Несмотря на молодость, он был вполне способен управиться с делами.

Вот только самому ездить за невестой ему теперь было и некогда, и не по званью. Поэтому еще летом, когда уходили последние корабли, он отправил на Бьёрко своего старого воспитателя, Тормода Гнездо, во главе посольства, которое должно было рассказать Бьёрну конунгу новости и предложить ему отпустить невесту к будущему мужу.

Как говорят словенские сказители, дело делается гораздо медленнее, чем об этом можно рассказать, но Альдин-Ингвар был человеком терпеливым и умел ждать. Но вот ушел в Нево-озеро последний лед с Волхова, берега покрылись зеленью, и даже старый Ингваров курган – словене называли его Дивинец – выглядел помолодевшим. Каждый раз, выйдя за чем-нибудь из дома, Альдин-Ингвар поглядывал в ту сторону: не видно ли дыма над вершиной? В свободное время он выходил на стену крепости и тоже смотрел на север – туда, где высокие курганы на ближнем берегу сторожили последний перед виком отрезок реки.

Альдин-Ингвар знал, что на свете много стран куда теплее. В Киев, где живет его дядя Ингвар конунг, лето приходит на месяц раньше, а уходит на месяц позже. В Херсонес, что на ближнем берегу Ромейского моря, зима едва заглядывает одним глазом, а в Романии ее вовсе, считай, не бывает: четыре года назад он провел там зиму с торговыми гостями. «Я из народа рос, с разрешения императора живу на подворье Святого Мамы», – он до сих пор помнил эти слова по-ромейски, которыми полагалось отвечать, если кто-то из местных властей спросит светловолосого варвара, кто он и что здесь делает.

Но нигде он, рожденный на берегах Волхова, не чувствовал себя так хорошо, как здесь. Даже в угрюмые дни, когда серое небо отражается в серой воде, сея мелкие слезы на серые избушки под кровлями из увядшего дерна.

Хоть их род и считался варяжским, родина Ингвара сына Хакона была именно здесь. В эту землю был зарыт прах уже пяти поколений его предков – с тех пор как Ингвар, сын легендарного Харальда Боезуба, после гибели отца в битве при Бровеллире приехал сюда, в тогда еще почти пустынное место, искать себе счастья. Не раз над устьем Ладожки бушевало пламя, старый вик сгорал до основания и возрождался и вот дожил до хороших времен. Одд Хельги, которого словене звали Олегом Вещим, проложил путь до Романии, благодаря чему сюда и даже дальше на север потекли ромейские товары и восточное серебро. Ладога богатела, собирая дань с окрестной чуди и сбывая ее на юг. С мыса между Волховом и Ладожкой глядя на север, туда, где из-за поворота зеленого берега должны были появиться корабли, Альдин-Ингвар