Третий мыслеплан, напрямую связанный с подсознанием, богат лишь отблесками мыслей, нежели ими самими.
Всё, что требовалось от испытуемого, сделать маленькую метель, используя две стихии, удерживая границы с помощью третьей. Юноша практиковался в этом долго и усердно, так что трудностей он не ожидал. Не замечая тонкий писк в голове, он плёл заклинание, не думая больше ни о чём другом. Комбинации слов и нужные движения руками, казалось, сами собой вершили магию. В этот момент он чувствовал себя лишь проводником великой силы, что питает всё вокруг, он был подобен небу, подобен истёртой миллиардами ног земле, словно ветер, он был свободен от мыслей, он ощущал себя бесконечно могущественным, как… Как его отец! Он заставит его гордиться сыном!
Мысль ещё не угасла, но молодой человек понял, что всё кончено. Заклинание разрушилось в секунде до обретения заданной формы. Вода, что ещё недавно кружилась в воздухе, замерзая и превращаясь в мириады снежинок, плюхнулась на пол и испарилась.
Юноша опустил подборок на грудь. Слёзы душили его, но он сдерживал их, сжимая до боли свои кулаки. Он был зол и подавлен. Ему хотелось рыдать и ругаться, бить и пинать движущиеся стены, перестраивающиеся в свой изначальный вид, потешавшиеся над очередным самонадеянным юнцом, провалившим Испытание.
А ведь он провалился.
Он не смог.
«Всё из-за него!»
***
Эквиллы, проанализировав всё, что произошло в комнате испытаний, зафиксировали свои выводы на информационную табличку, которая представляла собой очень тонкую металлическую карточку, покрытую множеством магических символов. Эти карточки обширно использовались магами для отправления сообщений друг другу. И то были не просто письма или череда образов, а самое что ни на есть визуально-слуховое представление. Маг, беря такую пластину и прочитав символы на ней, мог видеть и слышать то, что хотел показать ему отправитель, причём так, словно он сам становился свидетелем происшедшего.
Информационную табличку отправили с курьером-послушником в Академию, чтобы старшие маги-академисты, изучив и внеся все данные в архивы, отправили её далее, Великому Магистру, который лично курировал деятельность всех старших чинов в Академии и назначал дисциплины, изучение которых помогло бы ученику пройти Испытание в следующий раз. Через четыре года.
Молодой человек стоял с гордо поднятым подбородком и с вызовом глядел на сидевшего напротив ветхого старика, из-за кустистых седых бровей которого было невозможно отследить направление его взгляда.
В кабинете магистра воздух, казалось, поглощал все звуки, чтобы ничто не нарушало повисшую в нём абсолютную тишину. И именно эта тишина подначивала юношу сделать или сказать что-либо.
Он открыл было рот и попытался выпалить что-то, но ни звука не было издано им. Тишина была непоколебима. Магия кабинета поглотила все звуки, не дав им набрать силу.
«Отец в своём репертуаре, кто ж сомневался! Ему, как всегда, нет дела до того, что я хочу сказать», – эта мысль не осталась незамеченной, и магистр поднял брови, чтобы сын взглянул в его глаза. В них были сокрыты великая мудрость, отпечаток различных эпох, ушедших в никуда, жизнь и смерть, боль и любовь. Глядя в эти глаза, молодой человек почувствовал себя блохой, увидавшей великана. Взгляд старика смягчился, он прочёл и эту мысль.
– Сын, ты ещё слишком молод, но уже на верном пути, – его губы не шевелились, тишина не была нарушена ни малейшим колебанием воздуха, – эквиллы сыграли с тобой злую шутку, не позволив пройти Испытание.
Молодой человек опустил глаза и принялся изучать свои сандалии.
– Тебе не из-за чего себя корить, ты не смог бы пройти его, покуда пребываешь в моей тени, ищешь моего признания, хоть ввиду возраста не признаёшься себе в этом.
Юноша никак не реагировал на слова отца. Точнее, на посылаемые тем мысли.
– Я признаю тебя, сын мой. Из своего поколения ты лучший маг.
Это выбило из него всю спесь, он ошарашенно уставился на отца, ведь тот никогда не шутил, будучи всегда предельно серьёзным.
– Да, я признаю тебя, – эти слова магистр произнёс вслух, что подействовало подобно внезапному раскату грома.
– Я не понимаю, отец…
– Не нужно искать причины всему происходящему, сын. Ты не вернёшься в Академию ни как неофит, ни как академист. У меня есть куда более важное дело.
И далее уже без слов, снова погружая свой кабинет и мир сына в почти физически ощутимую тишину, добавил:
– Ты должен исправить мою ошибку. Ошибку Восьми.
– Что за бессмыслица! Единый мир сейчас не раздираем войнами, люди живут в мире и благоденствуют, а последний ихтимандр был убит более двух сотен лет назад. Никогда ещё раньше мир не был надёжнее и крепче, если судить по книгам. Люди и банемиды трудятся вместе. Мы в безопасности! Магия, технология, мыслительство! Мы…
– Довольно.
Старик поднялся и вышел из-за стола. Несмотря на весьма и весьма почтенный возраст, он стоял прямо и твёрдо на своих ногах, а его спина не была согнута, как у куда более молодых старожил, населявших этот мир.
– Ты многого не знаешь. Никто не знает. Но я тебе всё покажу.
Сказав это, он приложил костлявый палец ко лбу сына.
– Смотри же…
***
…Его мир исчез. Он знал, что находится в кабинете отца, но с каждым мгновением это казалось ему менее реальным.
Перед его глазами бурлили потоки лавы, кипели реки, вздымались и осыпались горы, бушевали ураганы. Всё перемешивалось, рушилось и созидалось. Это был хаос, великий и прекрасный, но пугающий своей мощью и бессмысленностью.
– Тода! – сначала он решил, что ему показалось, будто отец позвал его по имени, ведь кругом всё гремело и шипело, создавая неслыханный гул. Однако голос вновь позвал его. – Тода, смотри дальше, смотри выше!
И он посмотрел.
Запрокинув голову кверху, юноша упал и… полетел, продолжая стоять. Это ставило его разум в тупик, подводя его к краю пропасти безумия. Он был мал, наподобие камешка под ногами, но расширялся до размеров неба. Не в силах больше этого выносить, Тода зажмурился.
Что-то изменилось.
Стало тихо?! Нет, не совсем. Он различал голоса. Несколько голосов.
Открыв глаза, молодой человек заметил восемь фигур, стоявших в полумраке тесной каморки. Они говорили о войнах, которых не было, об опасностях, которых не существовало.
– Это чушь! Вы знаете, что мы можем, и знаете, что мы должны! – резкий женский голос, бросавший каждое слово с неприкрытым вызовом.
– Согласен. Но также мы должны всё ещё раз обдумать, оценить и взвесить, – глубокий явно мужской басистый голос.
– Уже обдумали, мы ведь проголосовали, разве нет?! – этот голос Тода знал. Конечно, звучал он иначе: молодо, уверенно, но то был голос его отца.
– Если мы этого не сделаем, мир постепенно будет уничтожен. Одна за другой островные провинции сгорают в жерле войны, тысячи наших собратьев гибнут каждый день. Вы знаете, что мы должны.