Читать «Он сказал / Она сказала»

ЛОРА

18 марта 2015-го

Лондон – самый беззвездный город Британии, но даже здесь, на северной окраине, в четыре утра можно разглядеть звезды. В нашей мансарде потушены огни, и мне не нужен телескоп Кита, чтобы узнать Венеру: бледно-голубая сережка висит у лунного полумесяца.

Сам город за моей спиной. Отсюда открывается вид на пригородные крыши, самая известная из которых – крыша Александра-палас[1]. При свете дня это викторианское чудовище из чугуна, кирпича и стекла; в предрассветные часы оно колет небо острыми антеннами с красными огоньками на концах. Ночной автобус того же цвета катится по пустой парковой аллее. В этой части Лондона жизнь и в самом деле бурлит двадцать четыре часа в сутки. В Вест-Энде куда тише. Как только закрывается турецкая забегаловка, из польской пекарни вывозят первую партию хлеба. Я не сама выбрала эту часть города, но мне здесь нравится. Можно жить и ни с кем не знакомиться.

Этажом ниже сладко спит Кит. Уезжает из дома он, однако не спится мне. Нервничаю перед дорогой. Я давно не сплю. И не потому, что изнутри меня толкают малыши и от этого постоянно хочется в туалет. Кит сказал однажды, что жизнь – это скучный промежуток между затмениями. Но мне думается, что жизнь – это время, когда чувствуешь себя в безопасности. Бесс дважды пересекла мир, чтобы нас найти. Мы оставляем за собой след, только когда путешествуем. Пару лет назад я наняла частного детектива и поручила ему отыскать нас по бумагам, которые остались от прошлой жизни. Не сумел. А если он не сумел – никто не сумеет. Уж во всяком случае не Бесс и даже не Джейми со всеми его возможностями. Последнее письмо от него сумело меня отыскать четырнадцать лет назад.

Впервые с двадцати одного года Кит будет смотреть полное затмение без меня. Даже те, что он пропустил, он пропустил со мной, то есть из-за меня. Конечно, в моем положении не стоит разъезжать, и я так рада, что даже не завидую, хотя и очень волнуюсь за Кита. Бесс меня знает. Она знает нас. Знает, что причинить ему вред значит уничтожить меня.

Наблюдаю, как медленно движется месяц. Это наблюдение – действие преднамеренное и осознанное, часть терапии под названием «Живи моментом», призванной прекратить приступ паники. Предательский симптом – волоски на предплечьях встали дыбом, такое ощущение, что кто-то натянул над кожей паутинку. По-научному это называется соматическим проявлением психологической травмы. Я должна следить за собой, чтобы отделить соматическую часть от психологической. Я мысленно соединяю между собой точки созвездий. Вот Орион, а чуть ближе к северу – Семь Сестер, или Плеяды.

Раскачиваюсь взад и вперед, ощущая босыми стопами ворсинки ковра. Нельзя, чтобы Кит видел меня такой… беспокойной. Могу предсказать, что случится – поездка накроется, он предложит мне возобновить курс психотерапии, и я буду ходить туда, сколько смогу. С моими секретами далеко не продвинешься. Психоаналитики утверждают, что врачебная тайна превыше всего; лежа на священной кушетке из «Икеи», поведать можно что угодно. Но я нарушила закон, как в этом признаться? За подобное преступление срока давности в нашей стране не предусмотрено, впрочем, как и в моем сердце.

Дыхание восстанавливается. Отворачиваюсь от окна. В потемках все же видно карту Кита. Не первую, конечно, – оригинал уничтожен, – но точную, кропотливо воссозданную копию. Огромная карта мира испещрена аккуратно наклеенными, до миллиметра вымеренными нитями – красными и золотыми. Золотыми дугами обозначены затмения, которые мы видели, красными – те, что предстоят. По традиции, возвращаясь домой, мы заменяли красные на золотые. (Кит не был бы собой, если бы не высчитал приблизительную продолжительность собственной жизни, основываясь на семейной истории и образе жизни. Он предполагает закончить путешествовать в девяносто, учитывая старческую немощь. Последнее затмение нам предстоит посмотреть в 2066-м.)

Несколько лет назад Бесс водила пальцами по первой карте, пока я расписывала ей наши планы.

Интересно, где она теперь?