Эрнст Теодор Амадей Гофман
Эликсиры дьявола
ПРЕДИСЛОВИЕ
(От издателя)
Благосклонный читатель! Я хотел бы повести тебя под густую тень платанов, где впервые прочел я удивительное повествование брата Медарда. Мы сели бы вместе на каменную скамью, скромно притаившуюся в душистых кустах среди пестреющих цветов. Оттуда мы оба, с замирающим от сладкого томления сердцем, стали бы любоваться нежной синевою живописных гор на заднем плане залитой солнцем долины, расстилающейся перед нами в конце густой аллеи. Оглянувшись, ты увидел бы позади, шагах в двадцати от нас, готическое здание, портал которого украшен статуями. Сквозь темную листву платанов смотрят на тебя в упор, точно живые, глаза святых, написанных альфреско яркими красками на широкой стене.
Пурпурно-красное солнце стоит над горами. Поднимается легкий вечерний ветерок, повсюду в природе чувствуется движение и жизнь. В кустах и деревьях слышится шелест, неясно доносятся какие-то странные голоса. Неопределенный шум усиливается, и наконец ухо начинает различать несущиеся издалека звуки пения и аккорды органа. Величавые мужи в длинных широких плащах безмолвно скользят по тенистым аллеям сада, подняв к небу благочестивые взоры. Не спустились ли на землю святые, чьи лики красуются на высоких карнизах храма? Тебя охватил бы тогда таинственный ужас, которым веет от дивных преданий и легенд, и тебе показалось бы, что все это вновь происходит на твоих глазах, и ты не мог бы не поверить преданиям. Принявшись в таком настроении за чтение автобиографии брата Медарда, ты, конечно, не счел бы странные видения этого монаха только за игру разгоряченного воображения.
Если бы мы с тобой, благосклонный читатель, оказались перед обителью, расписанной ликами святых, то едва ли нужно было бы мне добавлять, что я привел тебя в великолепный сад капуцинского монастыря в городе Б.
Обстоятельства задержали меня как-то раз на несколько дней в этой обители. Почтенный ее настоятель показал мне тогда, в числе ее достопримечательностей, рукопись, которая осталась после брата Медарда и хранилась в монастырском архиве. С большим трудом победив сомнения приора, я получил от него позволение ознакомиться с ее содержанием. Почтенный старец считал, что, по-настоящему, следовало бы ее сжечь. Предлагая твоему вниманию книгу, составленную по этим бумагам, опасаюсь, что и ты, пожалуй, будешь одного мнения с почтенным приором. Впрочем, решившись следовать за Медардом как верный его сотоварищ по мрачным монастырским коридорам, затем пуститься вместе с ним по бурным волнам житейского моря, сквозь все трагические и комические события жизни этого злополучного монаха, ты, быть может, заинтересуешься разнообразием картин, которые откроются перед тобой как бы в камер-обскуре. Может даже статься, что кажущееся на первый взгляд бесформенным, примет, когда внимательнее вглядишься, ясные и законченные очертания. Ты проследишь, как зародыш, посеянный злым роком, превращается в пышное растение, дает от себя отпрыски, разрастающиеся все гуще и гуще, пока, наконец, один из распустившихся на нем же цветов не превратится в плод, который притянет к себе все живые соки растения и погибнет вместе с растением.
Прочитав внимательно автобиографию капуцина (это оказалось делом довольно трудным, так как покойный писал мелким и неразборчивым монашеским почерком), я пришел к убеждению, что многое, чему мы обыкновенно не придаем никакого значения и называем грезами или пустой фантазией, указывает нам, — быть может, символическими откровениями, — таинственные нити, которые, проходя через нашу жизнь, связывают в одно целое все ее проявления. Горе, однако, смельчаку, который вообразит, что такое познание дает ему силу произвольно разрывать эти таинственные нити и бороться с невидимой властью, господствующей над нами!
Благосклонный читатель! Может быть, ознакомившись с этой книгой, ты придешь к тем же заключениям. По крайней мере я от души желаю тебе этого по некоторым весьма важным причинам.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Глава первая
Детские и монастырские годы
Матушка никогда не рассказывала мне подробно о жизни моего отца. Однако, сопоставляя все, слышанное мною от нее в раннем детстве, я прихожу к заключению, что отец мой был весьма образованным по своему времени человеком. Из рассказов матушки об ее прежней жизни и намеков, которые лишь впоследствии стали мне понятны, я знаю теперь, что мои родители, обладавшие большим состоянием, внезапно потеряли его и впали в крайнюю безысходную нужду. Мой отец, вовлеченный сатаной в безрассудный проступок, совершил смертный грех. Впоследствии, раскаиваясь в этом грехе, он решил искупить его паломничеством в монастырь Святой Липы, в далёкой холодной Пруссии.
Во время длинного пути туда, среди всевозможных лишений, матушка впервые после многих лет супружества почувствовала, что оно не останется бесплодным, как того опасался мой отец. Несмотря на свое мрачное, подавленное душевное состояние, батюшка был очень обрадован этим известием, в котором видел исполнение ниспосланного ему обетования. Однажды явился отцу во сне святой Бернард и обещал, что рождение сына принесет ему прощение смертного греха и душевный мир.
В монастыре Святой Липы отец заболел. Чем усерднее исполнял он, несмотря на физическую слабость, тягостный чин паломничества, тем более торжествовал над ним злой недуг. Наконец, в то самое мгновение, когда я появился на свет, батюшка мирно скончался, получив отпущение грехов.
Мои первые воспоминания связаны с мирными картинами жизни в монастыре Святой Липы и с его великолепной церковью. Мне чудится, будто вокруг меня снова шумит густой столетний лес, благоухает молодая трава, пестреют пышные цветы, служившие мне колыбелью. Близ чудотворной обители Пресвятой Девы не встречалось ни одного ядовитого гада, ни одного вредного насекомого. Благоговейной тишины никогда не нарушало жужжание мухи или стрекотание сверчка. Там непрестанно слышались благочестивые песнопения священнослужителей и паломников. Из золотых кадильниц возносилось благоухание жертвенного ладана, густыми клубами поднимавшегося к небу. Перед моими глазами встает монастырская церковь: я вижу там, посредине, украшенный серебром ствол той самой липы, на которую некогда ангелы возложили чудотворную икону Пресвятой Девы Марии. Со стен храма и из глубины купола улыбаются мне лики ангелов и святых, облаченных в разноцветные одежды…
В мою душу глубоко запали матушкины рассказы о чудесах, совершавшихся в монастыре, где ее исстрадавшееся сердце получило, наконец, желанное утешение и успокоение. Мне иногда чудится, будто все, о чем она рассказывала, я лично сам видел и пережил. Между тем трудно допустить, чтобы я мог запомнить подробности нашего пребывания в монастыре, так как мне не было и двух лет, когда мы уехали оттуда. Несмотря на это, я порою все-таки верю, что однажды видел собственными глазами в пустом монастырском храме величавого мужа, оказавшегося великим художником, о котором повествует предание, будто он давным-давно, когда только еще начали строить церковь, появился в ней неведомо откуда. Никто не понимал языка таинственного пришельца. Благодаря дивному своему искусству он в короткое время украсил церковные стены