Именно в таком разбитом состоянии Рейстлина и застиг осторожный стук в дверь. Он сел в гамаке и медленно прохрипел:
— Кто бы там ни был, я вас не звал.
— Я знаю, но все же решила зайти, — ответил металлический женский голос. — Хотела убедиться, что с вами все в порядке, а то уж пятый день наружу носа не кажете.
Дверь тихонько приоткрылась, и в тесную клетушку мага заглянула принцесса. Во время плаванья она наряжалась просто, в белую рубашку и штаны, на солнце полинявшие из синего в голубизну. Она навеки пропиталась пламенным дыханием своих драконов и ныне принесла этот дымный запах с собой. Такой аромат издают не деревья в костре, но земная твердь, что плавится в жерле вулкана.
Едва завидев Рейстлина, Дэйнерис сразу заподозрила неладное. Маг и в обычном-то состоянии не светился здоровьем, а теперь он выглядел вовсе ужасно. Сидя во мраке своей каюты, в тусклом отблеске единственной лучины, он трясся от холода. Под глазами у него залегали черные тени, он исхудал настолько, что лицо напоминало маску на голом черепе. Чародей сверлил принцессу раздраженным взором, явно желая, чтобы она ушла, однако Дени все-таки сообщила ему о сегодняшнем событии.
— У меня хорошие новости: мы только что миновали последний рубеж. Плыть до Астапора осталось всего ничего — еще какие-нибудь четверо суток, и мы будем на месте.
— О, неужели? — прошипел Маджере, кутаясь в бархат. — Так значит, мне еще целых четыре ночи влачить существование в этом промозглом аду. Незабываемое приключение в новом мире продолжается — великолепно, я просто вне себя от восторга.
Едва договорив, он содрогнулся в приступе дурного кашля. Дэйнерис видела подобное уже не раз, однако зрелище от этого не стало менее пугающим. Она знала, что не в силах ничего предпринять, и потому бездейственно стояла в стороне, в то время как Рейстлин надсадно хрипел, скорчившись от спазма, пачкая кровью прижатые к устам ладони. Казалось, его легкие вот-вот разорвутся. Припадок жестоко затянулся и завершился тем, что маг потерял сознание. Он медленно сполз в лежачее положение на боку и замер без движения, лишь впалая грудь его вздымалась и опускалась, и дыхание сипло разносилось в тишине.
Принцесса, подавленная тягостной сценой, никак не решалась нарушить покой чернокнижника. Наконец, она робко вопросила:
— Рейстлин… Эй, вы как там?
Чернокнижник вздрогнул, очнувшись от забытья. Объективно оценив свое состояние, он мрачно констатировал:
— Спасибо, прескверно. Похоже, я заболеваю лихорадкой, и если кто-нибудь не озаботится лечением, я, вероятнее всего, умру.
— «Кто-нибудь»? — Дэйнерис даже возмутилась слегка. — Разумеется, я сделаю все, что от меня зависит. Думаю, для начала стоит позвать мейстера.
— Дурная идея, — Маджере отмахнулся слабо, но решительно, — своим лечением он непременно сведет меня в могилу. Я и сам прекрасно знаю, что нужно делать, и если уж вы, кхалиси, вызываетесь помочь — тогда сварите снадобье, как я скажу.
— Я вся внимание. Говорите, что от меня требуется.
Рейстлин изложил для Дени краткую, но скрупулезную инструкцию. Рецепт звучал несложно: всего-то и нужно было, что взять сушеные травы у него из сумки и залить кипятком. Принцесса отнеслась к вопросу с предельным тщанием. Она немедля отправилась в камбуз, чтобы приготовить зелье, и вскоре вернулась в каюту мага с раскаленным котелком в руках. В нем дымился ярко-золотой настой, он издавал резкий тошнотный запах, а вкус, вероятно, имел совершенно несносный. Впрочем, это и являлось признаком готовности по рецепту.
По возвращении Дени маг, лежавший без движения, насилу привел себя в вертикальное положение. Девушка нацедила отвар в кружку и подала ему.
— Осторожно, — предупредила она, — это очень горячо. Я-то Неопалимая, терплю спокойно, а вы смотрите, не обожгитесь.
Рейстлин молча взял дымящееся варево и тотчас приступил к питью. Пока он принимал лекарство, Дэйнерис присела в сторонке на чурбан, заменявший в помещении и стол, и стул. Ее взор, устремленный на мага, был исполнен пытливого интереса.
— Вижу, вам, как и мне, горячее нипочем, — заметила она. — Вы, случаем, не от крови Древней Валирии?
Чародей прервал питье и вопросил с холодным скепсисом:
— По-вашему, я похож на валирийца?
— Не уверена, — покачала головой принцесса, — в ваших волосах проглядывает серебро, но глаза совершенно не валирийские. Во время своих путешествий я видела множество разных глаз, зачастую весьма необычных, но подобных вашим никогда не встречала. Зрачки — песочные часы… Простите мое любопытство, Рейстлин, но это какая-то диковинная магия?
— Сие есть знак, что я имею истинное зрение, — проговорил чародей, несколько удивленный, что она приметила на его особенность. — Ни одна колдовская иллюзия не затуманит мой разум, не ввергнет в смятение и не собьет с пути.
— Очень интересно. Я помню, как вы беспрепятственно прошли сквозь миражи в Стенах Бессмертных. — похоже, это очень ценная способность.
— Верно, весьма полезно, — с губ чародея слетел отрывистый желчный смешок, — но всему своя цена, кхалиси. Обращая взор на людей, я прозреваю сквозь иллюзию, в которую другие слепо верят — мнимость, будто срок их жизни еще не отмерен, а старость и смерть далече. Я вижу, как юные лица опутывает сеть морщин, искажая и уродуя их черты, я наблюдаю, как чахнет плоть, уподобляясь иссушенному скелету. И даже безусый мальчишка в моих глазах обращается в дряхлого старика, а затем в бездыханное тело, съедаемое гнилью и червями. Роду людскому не свойственно помнить о времени, я же не способен позабыть и на мгновение. Таков он, мой дар и мое проклятие — знак песочных часов.
От изречения, столь сильного и зловещего, Дэйнерис неловко примолкла. В тишине, нарушаемой лишь скрипом судна при качке, она созерцала, как Рейстлин допивает свое убийственно горькое снадобье. Когда он закончил, она все же нарушила молчание тихим смущенным вопросом:
— Что, и меня вы тоже видите… так? В ваших глазах я превращаюсь в старуху?
Чернокнижник ничего не ответил, а только прижал ко рту ладони, силясь подавить першение в горле. Кое-как откашлявшись, он распрямился и пронзительно сверкнул глазами на Дени:
— Благодарю за хлопоты, кхалиси. А теперь я буду крайне признателен, если вы оставите меня в покое.
Рейстлин чаял, что после приема лекарства его самочувствие возвратится в норму, однако несколько часов спустя ему сделалось совсем худо. Опасения подтвердились: он и впрямь занемог лихорадкой. Его голова мучительно кружилась, каждая частица тела