Читать «Потому что люблю тебя»

© Перова Е., текст, 2018

© Курбатов С., фотография на обложке, 2018

© Redondo V. R., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Девочка лет пятнадцати с большим букетом розовых пионов торопливо поднималась по лестнице старого четырехэтажного дома, затерявшегося в паутине кривых московских улочек неподалеку от Добрынинской площади. От нетерпения она даже перепрыгивала через ступеньки. Каблучки звонко стучали по истертому мрамору, светлый хвостик волос подпрыгивал в такт шагам, щеки горели, а нос забавно морщился, словно принюхиваясь к заманчивым ароматам, доносящимся с третьего этажа. Совсем запыхавшись, она позвонила, и дверь почти тотчас открылась – на пороге стоял высокий длинноволосый молодой человек. Именно его двадцатилетие здесь и праздновали. Увидев гостью, он заулыбался:

– Привет! Там что, дождь? Ты вся в капельках!

– Ага, дождь! А на твой день рождения всегда дождь, не замечал?

Молодой человек с удовольствием окинул взглядом ее небольшую ладную фигурку.

– Вот, это твоей маме. А это тебе. – Девочка вручила ему букет и книгу, перевязанную ленточкой с бантом, и он пристроил подарки на столик у зеркала. – Поздравляю! И желаю… ну… всего, чего хочется!

– А поцеловать именинника?

Девочка чуть покраснела, привстала на цыпочки и целомудренно чмокнула его в щеку.

– Ты так славно пахнешь, – растерянно произнес молодой человек, не в силах отвести взгляд от серых, широко распахнутых глаз, что смотрели на него с восторженным обожанием. Пахло июньским дождем, пионами… и еще чем-то, неуловимым, но влекущим… Может, расцветающей юностью?

И вдруг он поцеловал ее сам, в губы – получилось так по-настоящему страстно и сильно, что на пару мгновений они выпали из реальности, а вернувшись, взглянули друг на друга с испуганным изумлением. Юноша виновато улыбнулся и сбежал к гостям, а потрясенная девочка закрыла глаза и провела пальцем по губам, которые он только что целовал…

Пятнадцать лет спустя девочка, которая давно уже стала взрослой женщиной, вспоминала этот поцелуй – первый в ее жизни! – сидя в полупустом вагоне пригородной электрички. Ася ехала на дачу. Два часа назад она окончательно разругалась с мужем и решила, что завтра же подаст заявление на развод. Сделать это надо было давно, и Ася сама не понимала, зачем так долго тянула. Конечно, чистое безумие – отправиться на старую дачу: на дворе уже начало марта, но зима не сдается, навалившись на Москву неожиданными снегами и морозами. Но к родителям не хотелось: пристанут с расспросами, да и тесно там, не приткнешься.

И зачем она только вспомнила тот поцелуй? Почему вспомнила, понятно – но зачем? Только лишнее расстройство. И она вздохнула так громко, что оглянулся сидевший через лавочку мужчина. Ася с независимым видом отвернулась к непроглядно-темному окну: где это мы? Не проехать бы…

С мужем они прожили почти три года, хотя Ася сразу пожалела о своем решении, принятом под влиянием секундного помрачения рассудка. Эдик Калинин давно не давал проходу Асе Зацепиной, еще со школы, а в тот день у нее было особенно тягостно на душе. Эдик сидел напротив, пил чай, смотрел на Асю тоскливым взглядом и совершенно не подозревал, о чем думает в этот момент девушка его мечты. А девушка довольно мрачно размышляла: «Может, согласиться? Чего я жду? Двадцать семь лет, родители уже всю душу вынули на тему семьи и детей, как будто мало им младшей дочери, выскочившей замуж в девятнадцать. И внук уже есть, вон орет благим матом. Описался, наверное. А Эдик… Он вообще-то ничего, вполне симпатичный. Знаю его сто лет. И любит вроде бы. Вдруг удастся из него человека сделать?..»

Ася машинально откусила овсяное печенье и взяла в руки журнал «Семь дней», который только что принесла мама. Взяла, посмотрела на обложку, нахмурилась и выпустила журнал из рук. Он шлепнулся на пол, а Эдик полез поднимать.

– Ладно, давай поженимся, – сказала Ася, отрешенно глядя в окно, и Эдик от неожиданности стукнулся головой о столешницу. Когда Ася повернулась к нему, построив на лице вполне правдоподобную улыбку, журнал уже снова лежал на столе, а с обложки все так же, как и минуту назад, улыбался высокий красавец в смокинге, обнимающий за талию свою невесту в необыкновенно изысканном платье с глубоким декольте…

Ася вышла в Вешняково и поежилась: холодно. Куртка была уже весенняя, тонкая, как и забавная ушанка, а сапожки на каблучках годились только для московских тротуаров. Валенки точно не помешали бы, думала Ася, проваливаясь в сугроб чуть не по колено. Она наконец добрела до дома, но тут из-за поворота показалась машина, которая резко затормозила у калитки. Ася не поверила своим глазам: из машины вылез Эдик.

– Какого черта ты тут делаешь? – заорал он.

Ася рассвирепела:

– Это мой дом вообще-то. А тебя что принесло?

Препираясь с Эдиком, который пробирался по протоптанной ею тропинке к крыльцу, Ася торопливо открывала замерзший навесной замок. Наконец справилась и юркнула в дверь, захлопнув ее перед носом Эдика.

– Да что ж это такое! – Эдик запрокинул голову к черному небу, с которого мерно падали крупные хлопья снега, погрозил небесам кулаком и начал ломиться в дом.

Снег шел третий день подряд. Он завалил все вокруг мягкими белыми хлопьями, укутал тишиной. Начало марта, а такой снегопад! И холодрыга. Лежа на диване, Сергей Алымов время от времени посматривал в окно на медленно падающий снег. И герань на окне была, как нарочно: «Снег идет, снег идет. К белым звездочкам в буране тянутся цветки герани за оконный переплет…» [1]. И точно, тянутся – красные и розовые. «Полить, что ли?» – подумал Алымов и лениво поднялся. Он жил в загородном доме своего приятеля Саввы уже четвертый день: не спал ночами, до полудня валялся в постели, питался какими-то замороженными полуфабрикатами, разогревая их в микроволновке, принимался читать, но ни одну книжку не осилил дальше десятой страницы. Какое счастье, что пошел снег! В первый день снегопада Сергей вышел в сад и упал, раскинув руки, в невысокий еще сугроб. Снежинки летели в лицо, мягко щекоча кожу, и он высунул язык, чтобы попробовать их на вкус. Потом встал, нашел лопату и принялся чистить дорожки. Так и жил: расчищал дорожки, потом бегал по ним, потом опять расчищал. Но что бы он ни делал, тоска не убывала.

Сережа Алымов был родом из театральной семьи: его дед, столяр-краснодеревщик, пришел в декорационный цех вслед за женой. Лев Иннокентьевич Вержбицкий не рискнул оставить без присмотра свою на редкость хорошенькую супругу – знаем мы этих артистов! На самом деле Анечка