Читать «Антология Сатиры и Юмора России ХХ века»

• Все неживое хочет жить,Мир согревать своим дыханьем,Страдать, безумствовать, грешить…Жизнь возникает из желанья.У неживых желаний нет:Лежишь ты камнем без движения.И это — всё? На сотни лет?Жизнь возникает из сомнения.Хоть сомневаться не даноТому, кто прочно занял место, —Что место! Пропади оно!Жизнь возникает из протеста.Но как себя преодолеть.Где взять и силу, и дерзанье?Тут нужно только захотеть:Жизнь возникает из желанья.

Очки это видели своими глазами…

Совсем еще новенькая, блестящая Пуговка соединила свою жизнь со старым, потасканным Пиджаком.

Что это был за Пиджак! Говорят, у него и сейчас таких вот пуговок не меньше десятка, а сколько раньше было — никто и не скажет. А Пуговка в жизни своей еще ни одного пиджака не знала.

Конечно, потасканный Пиджак не смог бы сам, своим суконным языком уговорить Пуговку. Во всем виновата была Игла, старая сводня, у которой в этих делах большой опыт. Она только шмыг туда, шмыг сюда — от Пуговки к Пиджаку, от Пиджака к Пуговке, — и все готово, все шито-крыто.

История бедной Пуговки быстро получила огласку. Очки рассказали ее Скатерти, Скатерть, обычно привыкшая всех покрывать, на этот раз не удержалась и поделилась новостью с Чайной Ложкой, Ложка выболтала все Стакану, а Стакан — раззвонил по всей комнате.

А потом, когда Пуговка оказалась в петле, всеобщее возмущение достигло предела. Всем сразу стало ясно, что в Пуговкиной беде старый Пиджак сыграл далеко не последнюю роль. Еще бы! Кто же от хорошей жизни в петлю полезет!

Расческа, очень неровная в обращении с волосами, развивала бурную деятельность. И дошло до того, что, явившись однажды на свое рабочее место, Расческа оторопела:

— Ну вот, пожалуйста: всего три волоска осталось! С кем же прикажете работать?

Никто ей не ответил, только Лысина грустно улыбнулась. И в этой улыбке, как в зеркале, отразился результат многолетних Расческиных трудов на поприще шевелюры.

Гладкий и круглый Биллиардный Шар отвечает на приглашение Лузы:

— Ну что ж, я — с удовольствием! Только нужно сначала посоветоваться с Кием. Хоть это и пустая формальность, но все-таки…

Затем он пулей влетает в Лузу и самодовольно замечает:

— Ну вот, я же знал, что Кий возражать не станет…

Понимая всю важность и ответственность своей жизненной миссии, Часы не шли: они стояли на страже времени.

• Гвоздь работает, старается —И его все время бьют.А шурупам все прощается,Хоть у них полегче труд.И не те у них усилия,И не та у них судьба…Дело ж все в одной извилине —Под названием резьба.

• Трюмо терпеть не может лжиИ тем и знаменито,Что зеркала его душиДля каждого открыты.А в них — то кресло, то комод.То рухлядь, то обновки…Меняется душа трюмоСо сменой обстановки.

Однажды Лом увидел в стене маленькую Отдушину и бросился ее вызволять. Он отважно врубался в стену, долбил ее, крушил и, разрушив до основания, повернулся к Отдушине, чтобы вывести ее на свободу.

Но Отдушина куда-то исчезла. Может, испугалась освободителя? Или свободы испугалась? Привыкла к неволе и уже не могла жить без нее.

Потом и в других стенах он встречал отдушины и сокрушал эти стены во имя свободы и справедливости. Но ни одной отдушины освободить ему не удалось.

Лом стоял среди развалин и ничего не понимал. Он ведь старался не для себя, он хотел им помочь — так почему же вместо свободных отдушин вокруг него одни развалины?

Когда пришла пора опадать, Кленовый Лист сказал Кленовой Веточке:

— Я ненадолго отлучусь. Посылают в командировку.

Но ты не волнуйся: я только туда и назад.

Веточка тут же заволновалась: как же он будет без нее? Он же не привык без нее. Он там все время будет голодный.

— Голодный? В командировке? — засмеялся Кленовый Лист. — Кто же бывает голодный в командировке?

Она не отпускала его, и он задерживался. А руководство тормошило его, дергало: давай уже, улетай!

— Ладно, лети, — вздохнула Веточка. — Но помни: только туда и назад. Я буду смотреть тебе вслед, пока ты не скроешься из виду.

Он сразу скрылся из виду, потому что она смотрела вверх, а он полетел вниз. Полетел и очень долго не возвращался.

Пошли дожди, а он все не возвращался. Выпал снег, а он все не возвращался. Командировка, наверно, была очень дальняя.

Когда наступила весна, у Кленовой Веточки родился маленький Листочек. Она рассказывала ему о папе, показывала на облака, за которыми папа летает в командировке. И Листочек говорил:

— Когда я вырасту, я тоже полечу в командировку. Высоко-высоко. Как мой папа.

— Я тебя не пущу, — говорила Веточка, но знала, что пустит. Командировка—дело серьезное, разве можно кого-нибудь не пустить в командировку?

Ничего, думала она, пусть только вернется наш папа. Мы с ним вместе все обсудим и решим: пускать или не пускать нашего маленького в командировку. Все будет нормально, все будет хорошо. Пусть только папа вернется из командировки.

Чувствуя, что красота ее начинает отцветать и желая как-то продлить свое лето, Березка выкрасилась в желтый цвет — самый модный в осеннем возрасте.

И тогда все увидели, что осень ее наступила…

Тоненький Ясенек тянулся к Солнцу, чтобы показать ему свою стройность и прямоту. Но Солнце от него закрывали более старые и опытные деревья. Они уже давно показывали Солнцу свою прямоту и знали, как это девается. И они говорили Ясеньку:

— Учись изгибаться. Прямые пути далеко не ведут.

Ничего, думал Ясенек, сейчас я поизгибаюсь, но зато потом покажу Солнцу свою прямоту.

Так он тянулся и изгибался, тянулся и изгибался. И вот уже он поднялся выше всех, и перед ним открылось Солнце, такое ясное, светлое…

Вот это была радость! Все-таки он не зря изгибался, все-таки донес до Солнца свою стройность и прямоту!

Он окинул себя ликующим взглядом и ужаснулся. Ничего прямого в нем не осталось, он был весь искривлен, изломан, как те пути, по которым ему пришлось пройти. Он-тодумал, что кривые пути останутся где-то сзади, что о них никто не вспомнит, а он, оказывается, принес их с собой, и теперь ему никогда от них не избавиться.

• Ах эта сказка, эта небыль,Она бывает не права,Когда с земли уводит в небоТо, что годится на дрова.Но не права порой и быль,Когда, рассудку на потребу,Спокойно превращает в пыльТо, что почти достигло неба.

Костер угасал. В нем едва теплилась жизнь, он чувствовал, что и часа не пройдет, как от него останется горстка пепла. Маленькая горстка пепла среди огромного дремучего леса.

Костер слабо потрескивал, взывая о помощи. Красный язычек лихорадочно облизывал почерневшие угли, и Ручей, пробегавший мимо, счел нужным осведомиться:

— Вам воды?

Костер зашипел от бессильной злости: ему не