Читать «Парадокс страха. Как одержимость безопасностью мешает нам жить»

Переводчик Наталья Колпакова

Научный редактор Ольга Павлова, канд. психол. наук

Редактор Елена Травкина

Издатель П. Подкосов

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры Е. Аксёнова, О. Петрова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайн обложки Ю. Буга

Иллюстрация на обложке Shutterstock

© Frank Faranda, PhD, 2020

This edition published by arrangement with The Science Factory, Louisa Pritchard Associates and The Van Lear Agency LLC

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2021

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Посвящается жене и сыну

Страх может так нас изменить, что самые основы нашего восприятия оказываются искаженными.

Генри Л. Чэмберс-мл.

Недавним летом я вновь испытал давно забытое удовольствие – катание на волнах. Я говорю не о мелких гребешках, которые легко приручить, а о волнах, что впечатывают тебя в песок и тащат метров двадцать. Именно с такими я столкнулся однажды ранним вечером на Маркони-Бич на полуострове Кейп-Код, кувыркаясь в волнах с моим двенадцатилетним сыном.

Волны на побережье Маркони уже были мне знакомы. В двадцать с чем-то лет я провел лето на Кейп-Код и много раз на них катался. В те дни я был куда сильнее, но и теперь, когда я вернулся сюда в более зрелом возрасте, меня охватил прежний восторг. К моему удивлению, сын тоже решился войти в воду. Обычно ему не нравится катание на волнах, но, думаю, он решил присоединиться к общему веселью. Там были люди от десяти до шестидесяти лет, охваченные восторгом. Тогда я не вполне осознавал, что удовольствие, которое я испытываю, оседлывая эти волны, вызвано близостью опасности, но задним числом полагаю, что так и было.

Мы с сыном блаженствовали. Мы прокатились примерно на шести волнах каждый, как вдруг, бросив взгляд в направлении горизонта, увидели, что там вспухает огромный вал. Вместе с валом пришел такой мощный откат, что стало трудно двигаться. Я взглянул на сына – он готовился оседлать волну. Я нырнул в волну, обрушившуюся на меня, и домчался на ней до пляжа. Она была огромной и с силой вышвырнула меня. Когда мне удалось подняться и оглядеться, я увидел, что жена стоит на пляже, указывая на сына. Ее слова медленно дошли до моего сознания: «Ему больно!» Она показывала на что-то, а я пытался смахнуть воду с глаз, чтобы сфокусировать зрение. Я посмотрел на сына. Он стоял, придерживая одну свою руку другой. Тут-то я и увидел: рука была согнута в локте, но не в ту сторону. Я подбежал к нему и увидел у него на локте вздутие. На лице – боль, страх. Мое возбуждение обернулось кислятиной в желудке, а дальше я лишь шаг за шагом погружался в туман отчаяния и ужаса.

С рукой в итоге обошлось без хирургического вмешательства, и после двух трудных месяцев восстановления сын снова был здоровехонек. В последующие месяцы мы с женой неоднократно разговаривали с ним о случившемся и о его чувствах. Единственной эмоцией, в которой я ни разу не признался, была радость, испытанная мной до удара последней волны. Казалось неправильным связывать радость с настолько пугающим опытом. Я и помыслить не мог о том, чтобы обсуждать это с женой, а тем более с сыном. Однако примерно через год, когда мы с ним были в машине вдвоем, тема всплыла. Не помню, что стало поводом, но так уж вышло. Я признался, что катание на тех волнах доставило мне радость, которой я очень давно не испытывал. Мы остановились у светофора, и я с тревогой оглянулся на него. Он повернулся, чтобы встретиться со мной глазами. На его лице медленно возникла улыбка, и он кивнул: «Знаю. Мне тоже». Вот и все. Больше ничего не нужно было говорить. Хотя мы оба знали, чем кончился тот день, мы не могли отрицать предшествующего душевного подъема. К сожалению, радость подвела нас слишком близко к опасности. Но почему это произошло? Почему радость часто охватывает нас, когда мы вплотную подходим к границе страха?

У нас, людей, страх – сложный, многоуровневый феномен. Я начал изучать его во многом потому, что хотел раскрыть эти тайны – как для себя, так и для своих пациентов. Будучи психологом, я каждый день слушал рассказы о страданиях, причиняемых страхом, и стал понимать, что страх куда более опустошающее чувство, чем мне казалось.

В отличие от страхов других животных, страх человека принимает странные формы и масштабы. Что-то в том существе, в которое мы эволюционировали, радикально изменило роль страха в жизни – не только в личном, но и в историческом, и социальном аспектах. Для нас страх зачастую уже не надежный союзник в борьбе за выживание, как для других животных, а то, от чего мы себя оберегаем.

В 1933 г. Франклин Делано Рузвельт предостерег нас в отношении страха. Он произнес ныне знаменитые слова в своем первом инаугурационном обращении к нации, парализованной отчаянием и жаждущей надежды. Восстановление после экономического краха 1929 г. застопорилось, и Рузвельт знал: чтобы выбраться из экономической трясины, страна должна признать эмоциональную подоплеку этого коллапса. Рузвельт понимал, что страх играл важную роль как в отчаянии, так и в потенциале восстановления. Он знал, что временами страх калечит и разрушает, даже если ощущение нависшей опасности в конечном счете иррационально. Рузвельт весьма красноречиво описал это, сказав: «…Позвольте мне высказать твердое убеждение, что единственное, чего нам следует бояться, – это сам страх, безымянный, безрассудный, беспричинный ужас, парализующий усилия, необходимые для того, чтобы отступление превратить в наступление».

Паралич, о котором говорил Рузвельт, в какой-то момент жизни испытывали большинство из нас. Именно от него нас пытаются освободить бесчисленные книги по самопомощи. Меня, однако, заинтересовал вопрос: почему в принципе страх представляет для нас столь серьезную проблему и почему мы, Homo sapiens, в этом отношении стали так сильно отличаться от других животных. Чтобы ответить на эти вопросы, я прежде всего взглянул на своих пациентов. С этого начался долгий путь, глубоко погрузивший меня в историю становления