Читать «Хроники Расколотого королевства. Fly by Night»

ПАРЛАМЕНТ

Формирует Комитет влиятельных особ, которые решают, кто достоин носить корону. Но за десятилетия так и не смог избрать короля, и в государстве начался раскол. Столица, как и прежде, подчиняется указам Парламента, но другие области все чаще передают власть местным правителям.

ГИЛЬДИИ

Когда королевство пошатнулось без сильной королевской руки, ремесленные гильдии взяли большую власть. Отношения друг с другом у них непростые, но ревностно оберегаемый союз стал залогом относительного порядка в королевстве.

КЛЮЧНИКИ — гильдия изготовителей ключей и замков, располагается в Манделионе, старший мастер Арамай Тетеревятник. Нет замка, который не смог бы открыть умелый Ключник. Очень влиятельная гильдия.

КНИЖНИКИ — гильдия печатников и переплетчиков, располагается в Манделионе, старший мастер Мэбвик Ток. Мастера печатного слова и владельцы всех печатных станков. Если на книге нет печати Книжников, она объявляется ересью и подлежит сожжению.

РЕЧНИКИ — гильдия лодочников, патрулирует реки и досматривает водный транспорт.

ГЕРЦОГ МАНДЕЛИОНА, ВОКАДО АВУРЛЕИС — номинальный правитель Манделиона, сторонник возвращения на трон королев-близняшек. Леди Тамаринд — его сестра.

ПТИЦЕЛОВЫ

Некогда они были хранителями всех священных текстов, пока не обнаружили Белое сердце Явления… После этого наступили Трудные времена. Теперь же все Птицеловы истреблены, а их книги сожжены Книжниками.

ПОЧТЕННЫЕ ПОКРОВИТЕЛИ

От Господина Мухобойщика, что отгоняет мух от варенья и масла, до Госпожи Гранулы, охранительницы домашнего скота, — не счесть малых богов, которым жители королевства приносят дань ягодами и хлебом. Каждому Почтенному посвящены свои дни и часы. Младенцы получают имена в честь покровителя, в час которого родились, а поклоняются люди тому Господину или Госпоже, кто больше всех нравится.

Это не исторический роман. Это художественный вымысел, хотя в основе и лежат некоторые события и идеи английской эпохи Реформации начала XVIII века. Однако с историческими фактами, а иногда и с законами физики я обращалась очень вольно.

— Но имя — это важно! — воскликнула горничная.

— Конечно, — сказал Квиллам Май. — Но точность важнее.

— Жалкие полчаса! Никто не узнает, что она родилась после заката. Только представьте, родиться в день почтенного Бонифация. Дитя Солнца! Назвали бы ее Авророй, Солиной или, скажем, Лучильдой. Сколько прекрасных имен подходит дочери Солнца!

— Ваша правда, но нельзя. После заката день переходит к господину Мухобойщику, что отводит мух от варенья и масла. — Квиллам Май поднял голову, встретился взглядом с горничной и добавил спокойно: — Мое дитя — ночная мушка.

Горничную звали Сельдерина Завирушка. Она родилась в день госпожи Хрустихи, что бережет свежие овощи. Сельдерина имела все основания относиться к именам серьезно. Ее влажные и блеклые глаза напоминали виноградины, с которых сняли кожицу. В данный момент — упрямые, решительные виноградины.

Квиллам Май отличался весьма щепетильным умом. Мысли его всегда лежали ровно, как перышки в птичьем крыле, и если случайная веточка нарушала их стройный ряд, ему становилось не по себе. Глаза у Квиллама были темные и мутные, словно дымчатое стекло.

Виноградины взглянули в дымчатое стекло и увидели там нечто недоступное их пониманию.

— Назову Мошкой, и точка, — сказал Май.

Мошка — простенькое, чуть старомодное имя для рожденных в мушиный день, но всяко лучше, чем Жужелица или Веснянка. Выбрав дочери имя, Май вернулся к монографии. Он писал историю тех времен, когда довелось жить ему самому, а теперь и его дочери. На обложке красовалось название «Расколотое королевство: полный и ясный отчет о нашей лоскутной стране».

Едва за Сельдериной закрылась дверь, атмосфера в комнате стала спокойнее. Май снова остался один. Впрочем, не совсем.

Со стены за ним наблюдали глаза. Пока синие, но в одном уже мелькают темные крапинки, намекающие, что со временем их цвет станет черным, как у Мая.

Горничная запеленала младенца так туго, что тот превратился в эдакий желудь в скорлупке. Как известно, пеленание — лучшее средство от вертлявости. Неподвижный кокон с любопытной головкой горничная привязала к дощечке, чтобы выработать у малышки хорошую осанку. Дощечку подвесила на крюк в стене, для удобства.

Порой, входя в комнату, Май, при всей своей наблюдательности, принимал младенца за барельеф. Только этот барельеф пристально следил за каждым его движением. Теперь по крайней мере у него было имя, а имя — вещь важная.

Вернее, у нее было имя.

Внезапно Май пожалел, что глаза у дочери не будут зелеными, как у покойной матери. Но эту мысль он пресек в зародыше, а то начнется самобичевание, что он все время изучал по книгам судьбы мира, когда надо было чаще смотреть в зеленые глаза жены.

Но что его ждет теперь, когда зрение слабеет с каждым годом? Раньше Май был уверен, что в старости помогать ему с бумагами будет милая Жасмин.

Ох уж эти распахнутые глаза с черными крапинками, наблюдающие за ним со стены! Как жаль, что это девочка, Май так хотел сына, чтобы передать ему знания.

— Что ж, буду учить тебя. А умри ты вместе с матерью, пришлось бы научить читать кошку.

Мая беспокоила мысль, что дочь, научись она читать, обречена быть изгоем, но выхода он не видел.

Девочка следила, как он склонился над рукописью и взял перо. Его работа проходила в абсолютном уединении и тишине, словно в задраенной каюте корабля, идущего через бурное море. Еще в те годы, когда Май жил в Манделионе, он мечтал о такой тишине, без уличного шума, непрестанного стука копыт, воплей коробейников. Теперь отшельничество в глухой провинции Чог угнетало его нерушимым покоем и бесконечной капелью за окном.

Май снова отложил перо. Он совершенно не представлял, как разговаривать с младенцем, да и не знал ни одной детской сказки. Однако иной раз душа просила и даже требовала с кем-нибудь поговорить.

— Ну ладно, чтобы из тебя вышел толк, надо заняться твоим образованием, пока праздность не пустила корни в юной душе.

Май затянулся трубкой, пробуя найти вдохновение, и с глубокомысленным видом положил ладонь на рукопись. В своей монографии он переосмысливал события в королевстве за последние тридцать лет. Не лучшая сказка на ночь.

Но если подобрать удачную манеру…

— Начнем-ка мы, пожалуй, с истории. Во времена, о которых помнят разве что глубокие старики, жил-был один король. Занимался он тем, что разбивал прекрасные сады и размышлял о небесных светилах. Был он слишком благодушным и неумелым правителем, так что в конце концов ему отрубили голову, а корону переплавили на монеты. Управлять страной стал Парламент. Кто верил, что на троне должен сидеть король, те отправились в изгнание, ушли за холмы, иные даже подались за границу. Председатель Парламента оказался не сильно лучше короля. Только королем его не называли, ведь имя — это важно.

Новорожденная Мошка никак не реагировала.

— У