Так что Джонни, может, и не был Гордоном Гекко. Похоже, у него было нечто напоминающее совесть.
– Насколько понимаю, это случилось еще до «Энрона»[7].
Мария кивнула:
– После того как я слышала от Джонни обо всей этой двойной бухгалтерии, скандал с «Энроном» меня отнюдь не удивил.
Джек нашел две фарфоровые чашки с золотыми ободками – подчеркнуто китайские – и опустил в каждую по мешочку с чаем.
– Значит, он оставил работу – и что же дальше?
– Я думаю, он... пожалуй, «сломался» будет самым точным выражением. Он пожертвовал немало своих денег на благотворительность, работал на кухне для бедных, какое-то время был буддистом, но, похоже, так и не мог найти того, что искал. Но тут он присоединился к дорменталистам – и все изменилось.
Дорменталисты... о них все слышали. Невозможно было развернуть газету или проехать в подземке, чтобы их реклама не бросилась в глаза. То и дело какая-нибудь кинозвезда, или певец из шоу-бизнеса, или известный ученый объявляли о своем членстве в церкви дорменталистов. А деяния и изречения знаменитого основателя церкви Купера Бласко годами служили темами для светских колонок. Но некоторое время Джек о нем ничего не слышал.
– Вы думаете, они что-то сделали с вашим сыном?
Газеты довольно часто сообщали о зловещих деяниях какой-нибудь секты – двумя любимыми темами было промывание мозгов и вымогательство, – но, похоже, обвинения ничем не кончались.
– Не знаю. Не хочу верить, что кто-то мог хоть что-то сделать с Джонни... особенно дорменталисты.
– Почему? Что же в них такого?
– Потому что, став дорменталистом, он преобразился. Я никогда не видела его таким счастливым, таким довольным жизнью и самим собой.
Вода закипела, и чайник свистнул. Джек налил в чашки кипяток.
– Я слышал, что некоторые секты могут этого добиться.
– Я быстро научилась в присутствии Джонни не употреблять слово «секты». Он прямо выходил из себя. Снова и снова втолковывал мне, что это церковь, а не секта, говоря, что даже правительство Соединенных Штатов признает ее церковью. На самом деле я продолжаю считать, что это секта, но меня это не волнует. Если Джонни был счастлив, то и я тоже.
– Был? Как я понимаю, ситуация изменилась?
– Не ситуация. Изменился Джонни. Он постоянно поддерживал связь со мной. Звонил мне два или три раза в неделю, интересовался, как я себя чувствую, рассказывал, как повышается авторитет дорментализма. Он постоянно пытался вовлечь и меня. Приходилось тысячу раз повторять ему, что меня это совершенно не интересует, но он продолжал свое, пока... – Мария сжала губы, а на глазах блеснула влага. – Пока не прекратил.
– Что это значит? Три звонка в неделю, а в следующую – ни одного?
– Нет. Их становилось все меньше и меньше... по мере того, как он менялся.
– Как менялся?
– За последние несколько месяцев он заметно отдалился. Стал странным. Начал требовать, чтобы я называла его Ороонтом. Можете себе представить? Всю жизнь был Джонни Роселли, а теперь будет откликаться на Ороонта. Две недели он вообще не звонил, так что в последнее воскресенье я сама стала звонить ему. Оставила на автоответчике дюжину посланий, но он так и не позвонил мне. У меня есть ключ от квартиры Джонни, и в среду я послала Эстебана взглянуть, что там делается... ну, вы понимаете, на тот случай, если Джонни болен или, не дай господь, скончался. Но Эстебан обнаружил, что квартира пуста – ни мебели, ни вообще ничего. То есть Джонни выехал из нее и ничего мне не сказал. И я знаю, что его поступок как-то связан с дорменталистами.
– Откуда вы знаете? Может, он расстался с ними и просто направился в Калифорнию или Мексику? Или в Мачу-Пикчу?[8]
Мария покачала головой:
– Он был слишком связан с ними... слишком тесно для истинно верующего. – Она кивнула на чайные чашки. – Уже остыли. Будьте любезны, отнесите их в гостиную.
С блюдцем и чашкой в каждой руке Джек последовал за Бенно, который, в свою очередь, шел за Марией. Когда она опустилась на свой стул с прямой спинкой, Джек поставил чашки на инкрустированный восточный кофейный столик с гнутыми ножками.
– Он по-прежнему здесь, – сказала она.
– Где?
– В их нью-йоркском храме – на Лексингтон-авеню. Я знаю, я чувствую. – Она запустила в карман руку с опухшими суставами и извлекла фотографию. – Вот, – протянула она ему снимок. – Это он.
Джек увидел стройного черноволосого человека с напряженным взглядом. Темные глаза и чуть вздернутый нос говорили о его родстве с Марией. Он был примерно в возрасте Джека.
– Мне было всего девятнадцать, когда я родила его. Может, мы были слишком близки, когда он рос. Может, я слишком баловала его. Но после смерти Джорджа он был для меня всем на свете. Мы были неразлучны, пока он не отправился в колледж. Это чуть не разбило мне сердце. Но я понимала, что он должен вылететь из гнезда и начать собственную жизнь. Просто никогда не думала, что потеряю его из-за какой-то идиотской секты! – Последние слова прозвучали с крайним отвращением – словно их выплюнули.
– Значит, у него нет ни жены, ни детей. Мария покачала головой:
– Нет. Он всегда говорил, что бережет себя для настоящей женщины. Но думаю, никогда не найдет ее.
Или, может, он ищет подобие матери?
Мария посмотрела на него поверх ободка чашки:
– Но я хочу найти его, мистер... простите, я не расслышала вашу фамилию.
– Достаточно просто Джек. – Он вздохнул. Ну как растолковать ей? – Не знаю, думаю, за свои деньги вы можете нанять кого-то более подходящего.
– Кого? Назовите мне. Ах, не можете, да? Вам всего лишь надо пройти в этот храм дорменталистов и найти Джонни. Так ли это сложно? Храм расположен в единственном здании.
– Да, но организация-то всемирная. Он может быть где угодно. Например, в Замбии.
– Нет. Говорю вам, он в Нью-Йорке.
Джек сделал глоток горьковатого зеленого чая и подумал, откуда в ней такая уверенность.
– Почему бы не начать со звонка в нью-йоркский храм? И зададим вопрос, на месте ли он.
– Я уже пробовала. Они мне сказали, что не дают никакой информации относительно членов церкви... не стали ни отрицать, ни подтверждать членство Джонни. Мне нужен человек, который может войти внутрь и найти его. – Темные глаза уставились на Джека. – Если вы возьметесь, я заплачу вам авансом двадцать пять тысяч долларов.
Джек моргнул. Двадцать пять кусков...
– Это... это значительно больше моего обычного гонорара. Вы не обязаны...
– Деньги ничего не значат. Это мой недельный доход от ценных бумаг. Я готова удвоить, утроить сумму...
Джек вскинул руку:
– Нет-нет. Этого достаточно.
– У вас будут расходы, и, может быть, вам придется тратиться на вознаграждение тому, кто доставит какие-то сведения. Деньги меня не волнуют.