Читать «Пробуждение Семаргла»

Я сидел на узком гребне скалы, словно на спине дракона, обхватив его ногами и держась левой рукой за камень, торчащий впереди. Свесившись вниз, я разглядывал в бинокль туристов, сплавляющихся на трех круглых надувных платах по речке, протекающей в ущелье. Речка была неширокой, метров тридцать в поперечине, но стремительной и бурной. Крутых порогов на ней не было, так, перекаты с изредка разбросанными сглаженными водой валунами, похожими на спины больших черных черепах. Поэтому начинающие туристы оттачивали на ней свое мастерство, сплавляясь на платах, байдарках или катамаранах. Туристический сезон продолжался с весны по осень, зимой же в ущелье не ступала нога человека, не считая моей, я иногда катался здесь на лыжах. Ущелье находилось довольно далеко от нашего поселка, да и дни зимой были короткими, поэтому, чтобы добраться сюда, мне приходилось выходить на рассвете, когда ночная тьма только начинала рассеиваться. Ущелье было узкое, глубиной метров сорок, любителей прогуляться по нему не находилось. В нем всегда стояли сумерки, Солнце освещало дно считанные мгновения, когда оно оказывалось точно над ущельем. Здесь не росли кусты и деревья. Но, несмотря на его мрачную атмосферу, что-то притягивало меня сюда. Зимой, скользя по заснеженной речке со странным названием Ящерка, я чувствовал себя будто в фантастическом мире из компьютерных игр: ледяная светло-голубая лента реки пролегала между возносящимися вверх черно-фиолетовыми стенами, а высоко вверху виднелась синяя полоса неба. Впрочем, иногда она выглядела жемчужно-серой, смотря по погоде. Торчащие из снега по берегам речки черные обледенелые валуны, холодное фиолетовое пламя, вспыхивающее на их гранях, дополняли картину.

Туристы благополучно миновали ущелье и исчезли вдали, а моя рука устала и занемела. Я выпрямился и в который раз принялся разглядывать свой новенький бинокль.

Вчера у меня был день рождения, мне исполнилось четырнадцать лет, и родители, наконец, подарили бинокль, который я давно у них просил. Солнце склонялось к горизонту, пора возвращаться. Пешком отсюда до дома идти два с половиной часа. Но я не тратил времени зря, решив употреблять его на занятие спортом, поэтому большую часть пути проделывал бегом. Я, то несся со скоростью спринтера, то бежал трусцой, лишь изредка переходя на шаг. Я обнаружил ущелье два года назад, в самом начале лета. Тогда же и начал заниматься бегом.

Как говорят – в семье не без урода. Это я про себя. Мой старший сводный брат Ярослав пошел в мать. От нее он унаследовал волнистые белокурые волосы, тонкие русые брови, длинные черные ресницы и серые глаза. Волосы у меня были тоже светлые, но, скорее какие-то пепельные, чем русые, будто посыпанные серой пылью. Поэтому казалось, что у меня постоянно грязная голова. Брат был старше меня на два года и выше на целую голову. Мой острый, треугольником, подбородок не выносил никакого сравнения с широкой нордической челюстью Ярослава. Глаза у брата были ясные и прозрачные, а мои – темно-серые с поволокой, непонятного сизого цвета, да еще слегка раскосые. На худощавом лице глаза казались большими, пожалуй, это был единственный плюс в мою пользу. Если добавить ко всему непропорционально длинные ноги и бледную кожу, то видок у меня был еще тот. Мать считала, что у меня плохой гемоглобин и, поэтому постоянно пичкала витаминами и соками, хотя анализы были в норме. Мне нравилось имя брата – Ярослав, которое легко изменялось: Яр, Ярик, Слава. К тому же Ярослав – прославленное имя русских князей. А вот мое имя простое – Глеб, и оно не изменяется, Глеб и только. У брата было прозвище Ярый, хотя он ему совершенно не соответствовал со своим непробиваемым спокойствием и медлительностью. А меня в школе прозвали Лунатиком, видимо за мой бледный вид и большие глаза, впрочем, у некоторых были прозвища и похуже того.

Как-то бабушка Глаша, мать моей матери, в разговоре с соседкой сказала о Ярике, что родители хотели дочку, поэтому родившийся мальчик, мол, и родился таким красавцем. Как будто красота привилегия девчонок. Иногда я с обидой думал, что все лучшее досталось Ярославу. Девочки, которые стаями хищных пираний вились вокруг брата, на меня обращали внимания не больше, чем на хомячка, живущего в аквариуме на моем столе. Впрочем, ему внимания уделяли больше, чем мне, ему иногда хотя бы приносили орешков или семечек в качестве угощения.

Наша единственная бабушка Глаша жила в селе на Алтае, и навещала нас пару раз в году: обычно ее визит приходился на день рождения моей матери, ее дочери, и на Новый год. Ее мужа Ивана Петровича, моего деда, давно погибшего по трагической случайности на охоте, я совсем не помнил. Отец Ярослава, военный летчик-испытатель, погиб, испытывая новый самолет, когда Ярик был совсем маленьким. Через год мать вышла замуж за моего отца, военного инженера-электронщика. А еще через год родился я. Отец, Гордей Ильич, был высокий, сухощавый и малоразговорчивый. Своей легкой стелящейся походкой охотника он походил на поджарого гепарда, уверенного в своих силах опасного хищника, несмотря на добродушный спокойный характер и легкую расслабленность в движениях. У него были жесткие русые волосы, которые он всегда коротко стриг, острый подбородок и слегка раскосые глаза, доставшиеся ему от какого-то дальнего монголоидного предка. На единственной сохранившейся с детских лет фотографии, где отцу было лет двенадцать, он выглядел гораздо симпатичнее меня. Отец с малолетства воспитывался в детдоме, поэтому другие фотографии, если и были, не сохранились. О своих родителях он ничего не знал.

Хотя подбородок и разрез глаз я явно унаследовал от отца, иногда глядя на себя в зеркало, я думал, что все-таки я не такой как мои родственники. Как будто какая-то моя внутренняя сущность знала, что я чужд этому миру. Наверное, поэтому меня привлекало одиночество. Мне нравилось одному уходить на лыжах в лес, прокладывая лыжню среди тишины и заснеженных деревьев. Нравилось, закрывшись в комнате, читать книги о путешествиях и приключениях, особенно увлекали меня повествования об иных мирах, в которых действовали смелые и находчивые косморазведчики.

Я задержался еще на несколько минут, чтобы полюбоваться пылающим закатным небом. Выступ скалы, нависающий над ущельем, на котором я недавно сидел, выглядел черным стилизованным силуэтом доисторического ящера припавшего к земле и высматривающего что-то на дне ущелья. Когда я первый раз привел сюда Ярослава и показал ему своего «дракона», на котором любил