Читать «Снулль вампира Реджинальда»

– Ты никуда без меня не поедешь!

– Дорогая, давай без истерик. Ты понимала, что это значит: выйти замуж за венатора?

– Ничего я не желаю понимать! Или мы едем вместе, или ты остаешься дома!

– Хочешь воды? Со льдом?

– И я вылью ее тебе на голову! Ну почему, почему выбрали именно тебя?

– Потому что я – знаменитый охотник на демонов.

– Ты – мерзавец! Ты хочешь бросить жену на произвол судьбы!

– Ты преувеличиваешь, радость моя.

– Ни капельки!

– Хорошо. Я – мерзавец-венатор. Опытный. С чудесной репутацией. С заслугами перед обществом. И, как следствие, вполне достойный выбора городского совета Брокенгарца и курфюрста Леопольда лично. Удивительно другое: почему меня выбрали лишь сейчас, на обслуживание XIII Вальпургиалий. Как полагаешь, мне следует обидеться?

Фортунат Цвях прошел к столу. Взяв пустой бокал из-под вина, оставшийся с вечера, он налил туда воды и выпил залпом, не предлагая жене. Выплеснет в лицо, ведьма, и глазом не моргнет. Разговор утомил венатора. В халате и ночном колпаке, небритый, плохо выспавшийся, он чувствовал себя не готовым к семейным сценам. Другое дело, будь мы в камзоле, при шпаге...

И в парике с локонами до плеч.

И с тростью в руке.

Так можно спорить с женой даже в присутствии любовницы.

– Мы три дня назад вернулись с куророта! – привела любимая супруга аргумент, неоспоримый на ее взгляд, но загадочный для целой толпы мудрецов. – Отдохнули, развеялись. Я надеялась, ты найдешь время позаниматься со мной перед защитой!

Приложив холодный бокал ко лбу, охотник на демонов вспомнил курортный Баданден. Там чете Цвяхов довелось участвовать в рискованной охоте на Лысого Гения. А после, о чем любимой супруге знать не полагалось, венатор имел сомнительное удовольствие оперировать молодого аристократа. Удалять менталопухоль неизвестного характера и происхождения – врагу не пожелаешь.

Отдохнули, значит. Развеялись.

Интересное у тебя, любовь моя, представление об отдыхе.

– Значит, так, – подвел он итог твердым, как ему казалось, голосом. – Завтра на рассвете я уезжаю в Брокенгарц. Пренебречь долгом венатора и личным приглашением курфюрста Леопольда я не могу. Ты остаешься дома и готовишься к защите магистерского диссертата. Через двенадцать дней...

– О-о!

– ...максимум, через две недели я вернусь. У нас будет полтора месяца для занятий. Все, спор окончен.

Фортунат питал мало надежд, что властный тон подействует на жену. Рыжая Мэлис, в девичестве – ятричанская ведьма, была не из тех, кого можно утихомирить волевым нажимом. Скорее наоборот. Но странное дело! – супруга всхлипнула и повернулась к зеркалу, раздумав продолжать скандал.

– Это очень опасно? – спросила она после длительного (минуты полторы, не меньше!) молчания. – Я имею в виду, Вальпургиалии?

– Не стану врать, дорогая. Между такими людьми, как мы, нет места для лжи, – суровая складка залегла меж бровями охотника на демонов. – На два дня и три ночи город делается добычей...

– Чем-чем?

– Я хотел сказать, что Брокенгарц становится открыт для вампиров и оборотней, инкубусов и суккубар, ламий и игисов. Для их обрядов и оргий. Для черных балов, где уродцы-шпильманы играют на отрубленных головах лошадей смычками, сделанными из кошачьего хвоста. Вальпургианцы едят крысятину без соли, пьют отвар мухоморов из коровьих копыт-долбленок и творят различные бесчинства. Как думаешь, это похоже на салон маркизы Пьемпеналь?

Мэлис тихонько всхлипнула.

– Вряд ли, – согласилась она, припудрив носик. – В салоне маркизы едят перепелов и пьют из хрусталя. А шпильманы играют на скрипках работы Гоцци. Право слово, на месте курфюрста Леопольда я давно бы избавила Брокенгарц от этой беды. Неужели так трудно отвадить нечисть?

– Невозможно. Традиция, гори она синим пламенем! Еще курфюрст Бонифаций Удалой, пращур Леопольда, подписал договор с отшельником Вальпургом, инкубусом-расстригой. С тех пор ни один лорд Брокенгарца не рискнул отказать в проведении очередных Вальпургиалий. К счастью, они проводятся не каждый год. Погоди, погоди...

Он выпрямился, грозный и возмущенный. Не знай Мэлис своего мужа, решила бы, что Фортунат Цвях решил принять выпестованный Облик – так он преследовал инферналов на смутных ярусах владений Нижней Мамы.

– А если тебя спросят об этом на защите?

Следующие полчаса были посвящены осуждению чародеек-недоучек, которые скверно знают «Курс новейшей истории шабашей», глава 16, «Весенний канун».

– И все равно я не понимаю, – сказала бывшая ведьма, в ближайшей перспективе – магистр Высокой Науки с дипломом, когда выговор закончился. – Канун весенний, а сейчас – вторая половина лета...

Венатор отставил в сторону кувшин с водой. И взял второй кувшин, поменьше: с красным «La Morte». Он обычно не пил с утра, но беседа стала его утомлять.

– Перенесли, – пожал он плечами. Пальцы нервно теребили пояс халата, завязывая и распуская хитрые узлы. – По согласованию с астрологической комиссией Коллегиума Волхвования. Говорят, звезды невпопад сложились.

– Вот! Звезды!..

– Слушай, мне-то какая разница: весна, лето? Летом даже лучше. Дождей нет, дороги сухие...

– Дороги сухие! А я тут измаюсь, зная, что ты там – один!

– Почему один? Нас будет двенадцать: лучших из лучших. Чётная Дюжина – это тоже традиция. Перед началом Вальпургиалий курфюрст Брокенгарцский рассылает приглашения известным венаторам. Где просит – заметь, дорогая, курфюрст просит! – прибыть для обеспечения безопасности мирного населения. Естественно, мы прибываем и обеспечиваем.

– Мы? Ты же сказал, что едешь туда впервые!

«Возлюбленных все убивают,» – вспомнил Фортунат строчку из баллады Адальберта Меморандума, народного ятрийского поэта. Дальше в балладе чеканным ямбом перечислялись различные способы убийства с вариациями.

– Я такого не говорил. Я числился в Чётной Дюжине VIII и IX Вальпургиалий! Плечом к плечу с Гарпагоном Угрюмцем, моим учителем, и великим Тильбертом Люстеркой! С братьями-близнецами Нильсом и Йоханом ван Хейзингами! Между прочим, я был единственным, кто отличал Нильса от Йохана. А потом обо мне забыли! И лишь сейчас, как я и сказал тебе в начале...

Еще полчаса ушли на самовосхваление. К нему явственно примешивалась обида на куцую память устроителей, забывших о Фортунате Цвяхе. Рыжая