Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.
Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...
Грэм Мастертон
"Уилл"
Голос Холмана по телефону звучал нехарактерно возбужденно, почти истерично.
- Дэн, приезжай сюда. Мы откопали кое-что ужасное.
- Ужасное? - переспросил Дэн.
Он пытался разгрести четыре сотни черно-белых фотографий, и его стол был настолько завален ими, что он не мог найти свою кружку кофе. Дэн плохо работал без кофе. Растворимое, эспрессо, мокко, арабика, какой - не имело значения. Все, что ему было нужно, чтобы раскачаться - это резкая кофеиновая встряска.
- Рита наткнулась на это сегодня утром, в двадцати ярдах от восточной стены, - сказал Холман. - Остальное - не по телефону.
- Холман, - ответил ему Дэн, - я слишком занят, чтобы приехать сейчас. Мне нужно подготовить эти чертовы фотографии для эскиза сайта чертова Департамента окружающей среды к девяти часам завтрашнего утра. И пока на них всех только грязь, грязь и еще больше грязи.
- Дэн, тебе придется приехать, - убеждал его Холман.
- Ты имеешь в виду, что это так ужасно, что не может подождать до завтрашнего дня?
- Дэн, поверь мне, это, действительно, ужасно. Это может задержать нас на месяцы, особенно, если полиция захочет провести расследование. И ты знаешь, какими чертями они могут быть, когда топают по всему помещению своими двенадцатыми размерами ботинок.
Дэн наконец-то нашел свой кофе в красной кружке с надписью “Я раскапываю археологию”. В нее залез уголок одной из фотографий, а сам кофе уже осел и остыл. Он все-равно его выпил.
- Холман, - произнес Дэн, вытирая рот тыльной стороной ладони, - я просто не могу этого сделать.
- Мы нашли тело, - сказал Холман.
Дождь прекратился менее часа назад, и жирная сине-серая глина скользила, поблескивая, под подошвами его зеленых сапог “Хэрродс”. Размытое солнце парило над Саутворком[1], время от времени поглядывая на серые викторианские крыши, далекие створчатые окна и широкую зеленую кривую Темзы. В воздухе витал запах надвигающейся зимы, отдающий болью в горле, о которой Дэн уже потерял представление со времен своих последних раскопок в Англии. В Сан-Антонио было легко забыть, что существует вещь, называемая холодом.
Холман стоял на дальней стороне нижней восточной стены, рядом с импровизированной ширмой из холста и старых входных дверей. Он казался очень высоким и сутулым в своем забрызганном грязью байковом пальто с болтающимися очками в роговой оправе, которые он постоянно надвигал на свой мясистый нос. Его попытка отрастить бороду особого успеха не принесла. Глядя на внешность Холмана, можно было подумать, что перед тобой стоит один из пучеглазых бродяг, ночующих в картонных коробках, а не самый признанный специалист Манчестерского университета по раскопкам сложных исторических мест. По сравнению с ним, Дэн был ниже, но гораздо более спортивного телосложения, с темными волнистыми волосами и львиным взглядом, напоминающим женщинам Ричарда Бертона[2]. Одевался он всегда обыденно, но достаточно дорого. Холман называл его Дэном - Щеголеватым Археологом.
Когда Дэн приблизился, он протянул свою длинную руку и поздоровался с ним.
- Вот он, - объявил Холман без лишних церемоний. - Человек, который навеки остался в театре.
Дэн отодвинул холст и увидел грязно-серую фигуру, лежащую на левом боку в грязи; маленький лысый обезьяноподобный человек с ногами, поджатыми в позе эмбриона. Судя по всему, на момент смерти он был облачен в дублет[3] и чулки, хотя его одежда не так хорошо сохранилась, как кожа, а, кроме того, она настолько испачкалась грязью, что не представлялось возможным определить, какого она цвета.
Пристально взглянув на Холмана, Дэн наклонился над телом и осторожно осмотрел его. Перед ним лежал человек с худым лицом, несколькими острыми бугорками остроконечной козлиной бороды и губами, оттянутыми назад, в ужасной жесткой гримасе, обнажавшей сломанные и сгнившие зубы. Его глаза были молочного цвета, как у вареной трески.
- Как давно он умер? - спросил Дэн.
Холман пожал плечами.
- Трудно сказать. Подобно болотным людям, которых нашли в Ютландии и Шлезвиг-Гольштейне, он прекрасно сохранился благодаря глине. Углеродный анализ возраста болотных людей показал интервал от шестнадцати тысяч до двух тысяч лет. Но, очевидно, этот парень не такой старый.
Дэн присел на корточки рядом с блестящим серым телом и начал разглядывать лицо.
- Он выглядит так, как будто умер только вчера, не правда ли? Ты уже позвонил в полицию, просто на всякий случай?
Холман отрицательно помотал головой.
- Ну, ты должен, - настаивал Дэн. Он поднялся. - Вероятно, он тот, кем и кажется, некий мумифицированный яковианец[4]. Но ты же не знаешь наверняка. Какой-нибудь коварный муж мог убить любовника своей жены, одеть его во взятый напрокат костюм и похоронить его прямо здесь, на месте театра “Глобус”[5], где все будут думать, что он яковианец.
- Это, Дэн, при всем моем уважении к тебе, самая надуманная теория, которую я когда-либо слышал в своей жизни, - ответил Холман. - Кроме того, глина вокруг тела лежала очень плотно, точно так же, как и вокруг остатков стен театра. Если бы его похоронили недавно, нарушение консистенции глины было бы совершенно очевидно.
Он поднял небольшой потемневший кусочек дерева.
- Посмотри, что мы нашли завязанным вокруг его шеи. Кляп актера. Деревяшку, которую они клали в рот, чтобы натренировать язык. Отсюда и пошла фраза «затыкать рот». Определенно, это яковианец.
- Все равно нам нужно позвонить в полицию. Это закон.
- Ну ладно, - согласился Холман, нетерпеливо взмахнув руками. - Но давай, пожалуйста, отложим это на сорок восемь часов. На самом деле, мы могли бы просто никому ни о чем не рассказывать в течение этих сорока восьми часов. Просто я хочу провести некоторые предварительные исследования без того, чтобы здесь толпились сотни зевак. Хочу побыть с ним один.
Холман распрямился и оглядел сверкающие грязью траншеи, а затем снова присел рядом с телом.
- Ты понимаешь, Дэн, что этот человек, возможно, был свидетелем живого исполнения пьесы Уильяма Шекспира? Однажды утром, в начале 1600-х, он оделся в эту одежду, вышел из дома, отправился в театр “Глобус” и умер там. Может быть, он погиб в пожаре 1613 года, когда “Глобус” сгорел дотла.
- Что ж, будем надеяться, - заметил Дэн. – Меньше всего нам сейчас нужно полномасштабное расследование убийства прямо в самый разгар раскопок. Когда об этом узнает пресса, будет уже плохо.
Они все еще разговаривали, когда к ним подошла девушка лет двадцати. На ней была желтая защитная каска и дутая зеленая куртка. Длинный пучок светлых волос свисал с одной стороны