Читать «Короли океана»

24 марта года 1648-го от Рождества Христова ночной сторож, предварительно отмахав трещоткой, уже заканчивал вещать своим осипшим и дребезжащим голосом, уведомляя добрых жителей городка Лe-Сабль-д’Олон о том, что пробило десять часов вечера, дует порывистый ветер, на море большое волнение, а на дворе лютая стужа, но при том, однако ж, все спокойно и, стало быть, горожане могут мирно почивать до самого утра под боком у своих женушек, как вдруг со стороны Тальмонских ворот послышался громкий стук копыт – в город стремительно ворвалась целая кавалькада и понеслась прямиком к отлогому берегу.

Всадники, числом с полдюжины, восседавшие на породистых скакунах, похоже, одолели неблизкий путь. Вооруженные до зубов, они были облачены в богатое, изысканное господское платье; казалось, они нисколько не тревожились, что их могут признать, потому как, хоть широкие поля шляп у них и были предусмотрительно опущены на глаза да к тому же стояла непроглядная темень, они, все как один, для вящей предосторожности были еще и в черных бархатных масках во все лицо.

Заприметив шестерых странного вида всадников, и впрямь походивших на зловещих призраков, сторож не на шутку перепугался – выронил фонарь, который, к счастью, не разбился, и затрясся всем телом; он в страхе озирался, словно ища спасения, на которое между тем ему вряд ли приходилось рассчитывать: ведь в столь поздний час горожане мирно почивали. Бедолага и пикнуть не успел, как неизвестные разом накинулись на него, набросили сверху плащ, накрепко связали и без лишних церемоний бросили на подъездную дорожку одного из домов, где калитка по случаю оказалась незапертой; засим, подобрав фонарь, они двинулись дальше к берегу.

В тот же самый час, почти в ту же самую минуту, когда при въезде в город разворачивалась описанная выше сцена, двадцати пяти – тридцатитонное беспалубное суденышко с люгерным вооружением, невзирая на волнение на море, беспросветный мрак и сильный ветер, кидавший его, точно перышко, с одного гребня громадной волны на другой, решительно огибало оконечность бухты, в глубине которой приютился город; судно держало курс на берег, рискуя разбиться о прибрежные скалы, которые море терзало с неистовой яростью.

Люгер нес на носу огонь – красной звездочкой он попеременно то вздымался, то опускался, будто в ответ на таинственные сигналы из стоявшего на отшибе дома, за окнами которого поочередно то вспыхивали, то затухали разноцветные огни.

Невзирая на почти что непреодолимые трудности при подходе к берегу в кромешной ночи и в не самых благоприятных условиях, люгеру, ведомому, безусловно, рукою отважного и, главное, бывалого кормчего, удалось приблизиться к некоему подобию пирса длиной несколько туазов[2], сложенного из хрупкого камня и скальных обломков и служившего причалом. Осторожно заведя швартовы, корабль подтянулся к причалу и наконец замер в этом прибежище, где ему уже ничто не угрожало.

Людей в экипаже люгера, похоже, было предостаточно. Моряки уже заканчивали швартоваться, когда на берег въехала упомянутая выше кавалькада.

Всадники остановились на расстоянии пистолетного выстрела от причала. Тот из них, что подобрал фонарь, вскинул его раза два над головой. На люгере тотчас дважды подняли палубный фонарь; точно таким же сигналом ответили и из окон дома на отшибе.

Вслед за тем по безмолвному жесту одного из всадников, по-видимому главаря, четверо из них повернули обратно и с пистолетами в руках стали в конце двух улочек, спускавшихся прямиком к берегу. Двое других спешились, привязали лошадей к ставням близстоящего дома и быстрым шагом направились к таинственному кораблю.

Люди из экипажа люгера тоже были в масках и с оружием на поясах.

С корабля сошли двое – они шагнули навстречу всадникам и молча приветствовали их.

– С вами есть женщина? – вполголоса осведомился один из всадников.

– А с вами есть врач? – в свою очередь так же негромко спросил один из моряков.

– Он перед вами. – Всадник кивнул на своего спутника.

– Прекрасно! Стало быть, дело в шляпе?

– Точно. Он согласен на наши условия.

– Правда, сударь?

– Правда, – с поклоном ответствовал врач.

– Учтите, мы здесь не в бирюльки играем, отныне вы один из нас.

– Учту.

– И вы готовы хранить тайну, которую вам отчасти предстоит узнать?

– Готов.

– Вы трезво оценили последствия, случись вам стать изменником?

– Я все оценил, сударь.

– И по-прежнему желаете служить нам?

– Желаю.

– Ладно, доктор, не стану больше докучать расспросами, верю в вашу преданность. Служите нам верой и правдой, и вам воздастся.

Врач молча поклонился.

– Ступайте в дом да поглядите, все ли там приготовлено, как должно, – продолжал моряк. – Я скоро вас догоню. Идите же, господа!

Двое всадников откланялись и, не сказав друг другу ни слова, направились к дому на отшибе, где перед ними тут же отворилась дверь, как будто их уже ждали. Они вошли, и дверь тотчас закрылась.

Снаружи этот дом ничем не отличался от соседних и выглядел довольно убого. Внутри же все было наоборот, к тому же комнаты располагались так, что, если в доме шумели, снаружи не было слышно ни звука. Что же до меблировки, смотрелась она поистине роскошно.

Дом, одиноко стоявший на берегу моря, почти всегда был заперт. Обитателей его никто не знал, и на соседей он навевал невольный ужас. Не в силах выразить определенно свои страхи, люди шепотом пересказывали друг другу мрачные истории об этом жилище, где ночами окна порой зловеще мерцали, точно маячные огни, предупреждавшие об опасности. С заходом солнца запоздалые путники с опаской шарахались от дома прочь. И даже днем те, кто был вынужден проходить мимо, всякий раз ускоряли шаг, приближаясь к его жутковатым стенам.

Дверь, приводившаяся в движение, как видно, с помощью потайной пружины, отворялась перед гостями дома и затворялась за ними следом так, что хозяев было не разглядеть.

Наши двое новоприбывших, похоже, были к тому готовы, потому как не выказали ни малейшего удивления; пройдя по длинному, ярко освещенному коридору, устланному мягким ковром, совершенно заглушавшим шум шагов, они оказались перед каменной лестницей с перилами из кованого железа, по ступеням которой стелился тот же ковер, что покрывал и пол в коридоре. Лестницу вполне сносно, хоть и тускловато, подсвечивала лампа под