Читать «Правдивая повесть о мальчике из Кожежа»
Хачим Теунов
ПРАВДИВАЯ ПОВЕСТЬ О МАЛЬЧИКЕ ИЗ КОЖЕЖА
ОБ АВТОРЕ ЭТОЙ КНИГИ
Более ста лет тому назад славный сын кабардинского народа, просветитель Шóра Нóгмов, пророчески писал: «Придет и для нас час, когда мы все примемся за грамоту, книги и письмо». Шора Ногмов составил кабардинскую азбуку, но не получил поддержки. Царизм не был заинтересован в просвещении народа.
В конце девятнадцатого века талантливый поэт-самородок Бекмýрза Пáчев придумал азбуку, чтобы записывать свои стихи. На рубеже двадцатого столетия кабардинский народ по-прежнему не имел письменности, хотя за многие века своей истории создал удивительные песни и сказания, создал превосходный по красоте и мудрости натский эпос, передававшийся из поколения в поколение сказителями и певцами.
Время, о котором мечтал Шора Ногмов, пришло лишь с победой Октябрьской революции.
Ныне Кабардино-Балкария в братской семье советских народов стала республикой сплошной грамотности, высокой культуры.
Народ, не знавший письменности, за годы новой, социалистической истории создал талантливую литературу.
Автор этой книги, Хачи́м Исхáкович Теýнов, — один из основоположников кабардинской прозы.
Его романы «Подари красоту души», «Род Шогемóковых», повести, рассказы, очерки и литературоведческие работы получили широкое признание. Некоторые его произведения переведены на английский, немецкий, французский, испанский, румынский и арабский языки.
Первые произведения X. И. Теунова появились в печати более сорока лет назад. Тогда же определились две главные темы его творчества — история родного народа, его пробуждение к борьбе за новую жизнь и тема дружбы, интернационализма, братского единения Кабарды и России. И в своем художественном творчестве, и в исследовательских литературоведческих работах писатель неизменно обращается к этим двум темам.
Большой знаток истории кабардинцев, его обычаев и традиций, писатель умело наполняет свои произведения запоминающимися картинами народной жизни, создает выразительные образы представителей трудового крестьянства. Он исследует своеобразие национального характера, преемственность народных традиций.
Увлеченность предметом своего художественного и научного анализа обостряет критическое начало в творчестве писателя. Тонко, без нажима, но последовательно и строго осуждает он устаревшие обычаи и пережитки прошлого в сознании людей.
Значительное место в творчестве X. И. Теунова занимает литературоведение. Он — автор очерков о Шоре Ногмове, о классиках кабардинской литературы — поэтах Бекмурзе Пачеве и Али́ Шогенцýкове. X. И. Теунову посчастливилось знать их лично, общаться с ними. «Обзор развития кабардинской литературы», написанный им, по сути дела, был первой серьезной работой о фольклоре и литературе своего народа.
X. И. Теунов известен и как переводчик произведений русской классической и современной литературы на родной язык. Работа над переводами была для него хорошей школой писательского мастерства. Басни Крылова, «Капитанская дочка» Пушкина, «Женитьба» Гоголя, рассказы Горького, «Молодая гвардия» Фадеева и многие другие произведения пришли к кабардинскому читателю в переводах X. И. Теунова.
Родился Хачим Теунов в 1912 году в крестьянской семье в кабардинском селении Арик. «Мое детство совпало с первыми годами Советской власти, — писал X. И. Теунов. — Мне посчастливилось учиться в настоящей школе». А потом был рабфак, занятия в Кабардино-Балкарском пединституте и на Высших литературных курсах в Москве.
Во время Великой Отечественной войны X. И. Теунов работал секретарем обкома ВЛКСМ, после войны возглавлял Союз писателей Кабардино-Балкарии, избирался депутатом Верховного Совета Кабардино-Балкарской АССР и Председателем Верховного Совета К.-Б. АССР. Он активно участвует в общественной жизни родного края, занимается журналистикой, часто встречается с читателями, выступает по радио и телевидению.
«Правдивая повесть о мальчике из Кожежа» представляет собой вариант романа «Подари красоту души», переработанного автором для юношества. Книга рассказывает о судьбе нашего современника, о великой дружбе, которая помогает жить и работать.
Георгий Ладонщиков
Часть первая
ВЗРОСЛЫЙ МУЖЧИНА
Война грохотала уже на немецкой земле, когда в наш Кожеж пришла горестная весть: в боях за родину пал смертью храбрых мой отец — гвардии майор Наурзóков Кургóко Баты́рович.
Со всего села к нам в дом вереницей потянулись люди. Женщины, едва войдя во двор, начинали громко голосить, всплескивая руками и сокрушенно качая головой.
Причитая, они проходили в дом, где, одетая во все черное, сидела диса[1]. Голова ее была опущена, руки безжизненно лежали на коленях. Она плакала, но не причитала, как другие женщины, и лишь плечи ее чуть-чуть вздрагивали.
Старики, прежде чем войти во двор, оставляли свои посохи у ворот. Потом входили в калитку и в скорбном молчании направлялись к сараю: там уже сидело несколько аксакалов[2]. Они поднимались навстречу пришедшим.
Встав друг против друга и держа перед собой вытянутые руки, старики что-то шептали. Потом проводили ладонями по лицу и рассаживались по скамьям, наскоро сооруженным из старых досок и саманных кирпичей.
Возле сарая горел костер. Мудрые и старые, как сама земля, аксакалы задумчиво глядели на пламя, лишь время от времени роняя слово.
Друзья моего отца — только что демобилизованный по ранению Герандóко Эльбахси́тов и наш сосед Дамжýко Гукéтлов — встречали мужчин и принимали соболезнования. Иногда они вызывали из дома мать. Выйдя на крыльцо, диса выслушивала слова скорби и, едва держась на ногах, возвращалась в комнаты. Герандоко провожал ее. Обычно аккуратный и подтянутый, он теперь как-то сгорбился, шинель небрежно свисала с плеч, добрые, ясные глаза глядели сурово и скорбно.
И сосед наш Дамжуко тоже изменился. Его длинные усы, всегда аккуратно закрученные, обвисли, щеки, рдевшие здоровым румянцем, стали серыми.
В знак траура оба не брились и сняли пояса с кинжалами. Казалось, что они двигались очень медленно, но успевали сделать все, что полагалось, не упуская ни одной мелочи. С топливом у нас было трудновато, но они раздобыли дров и развели огонь в доме, где сидели женщины, и костер во дворе, чтобы аксакалы могли погреться.
Я бродил по двору как неприкаянный. Герандоко подошел ко мне, тряхнул за плечо:
— Хватит плакать, мой мальчик! Пойдем-ка со мной, ты мне очень нужен, — и, прихрамывая на раненую ногу, повел к себе в дом.
Там он поставил передо мной тарелку. У нас в доме не было никакой еды, да и не из чего и некому было сейчас готовить. Но есть мне вовсе не хотелось — какая уж тут еда! Однако Герандоко заставил меня съесть все, что лежало на тарелке.
После обеда он собрался уходить; я вскочил вслед за ним, но Герандоко остановил меня:
— Ты, Ахмед, побудь пока здесь, я приду за тобой. — Потом обратился к жене: — Очень прошу, Маржáн, приготовь что-нибудь и для…
Хотя он не договорил, тетя Маржан, видимо, отлично поняла мужа. Вместо ответа она покачала головой и беспомощно развела руками.
Уже стоя на пороге, Герандоко повторил:
— Ну, что-нибудь, дорогая, приготовь… Может, у соседей есть… Очень прошу…
И тетя Маржан тихо ответила:
— Постараюсь…
Она взяла глиняную миску и нерешительными шагами направилась к соседям. Я остался один. В доме Герандоко было очень тихо, не было слышно криков и причитаний женщин, и все-таки я не