Холли Борн
Все места, где я плакала
Видишь, она плачет?
Порой ее нелегко заметить. Она может опустить голову, скрывая лицо за волосами, делая вид, что разговаривает по телефону. Или прислонится к окну в автобусе, отворачиваясь, чтобы никто не увидел ее слез.
Но всегда есть зацепки – то судорожный вздох, то трясущаяся спина, то слезы, быстро смахнутые рукавом, пока никто не заметил.
Девочки плачут на скамейках в парке. И в залах ожидания на вокзале. На танцплощадках в клубах. На автобусных остановках. На уроках, за последними партами. Они сидят на тротуаре и плачут в два ночи, сняв неудобные туфли. Плачут в школьном туалете. На мосту. На ступеньках дома, где проходит чья-то вечеринка.
И это история одной из таких девочек.
Из-за чего она постоянно плачет?
Хотя лучше спросить: из-за кого?
1. Скамейка рядом с путепроводом
Полтретьего ночи, а я вернулась туда, где все началось.
Да, конечно, тут холодно. В такую рань, да еще в феврале, и одета я не по погоде. Просто накинула пальто поверх пижамы и прибежала сюда, обутая в тапочки. Теперь сижу на скамейке, отчаянно дрожа под искусственным мехом, и даже не знаю зачем.
Ведь лежала спокойно в кровати, крутя в голове мысли: «Что за фигня случилась?», «Это я во всем виновата» и «Сейчас свернусь клубочком, и меня не станет», но в какой-то момент – если точнее, полчаса назад, – все стало очевидным.
Мне было нужно прийти сюда.
Из моего дыхания формируются маленькие облачка кристаллизованного тумана и уплывают по направлению к путям. Тут так тихо. Кажется, будто весь мир заснул. Ну, кроме меня и моего разбитого сердца.
Я уже столько раз плакала из-за тебя, но это совсем не помогает. Потому и сижу тут на холоде, пытаясь прийти к решению.
Скамейка выглядит так себе: одной доски не хватает, краска облупилась от старости, повсюду неприличные надписи и рисунки. Но она важна, потому что именно здесь я плакала тогда в первый раз.
Не самый первый раз, но первый из-за тебя. Из-за нашей с тобой истории. Хотя это и историей можно было назвать лишь с натяжкой.
Но если вернуться к началу, то, возможно, появится какой-то смысл.
Это начало. Я сижу ровно на нем.
Закутавшись в пальто, закрываю глаза. И вспоминаю.
* * *– Не волнуйся, – сказала мама, наблюдавшая, как я завтракаю, – там все будут новенькими.
Она улыбнулась знакомой улыбкой. Той, которая извинялась за все происходящее.
– Все будут хоть с кем-то знакомы, в отличие от меня.
– Под конец дня и ты с кем-нибудь познакомишься.
– Надеюсь.
Я встала из-за стола и вылила остатки молока из миски в раковину, направившись в спальню, которая пока совсем не ощущалась как «моя». Еще даже не все вещи были распакованы. Коробки с моей жизнью захламляли пространство в ожидании, что я наконец разберу их, смирившись с переменами. Пока распакованными были только одежда, виниловые пластинки, проигрыватель и, разумеется, моя гитара.
Времени было мало, но я все равно взяла инструмент, перекинув ремень через плечо, и села на край кровати. Ударив по струнам, сразу же почувствовала себя спокойнее.
– Амели, пора, а то опоздаешь! – послышался голос мамы из коридора.
С большой неохотой я положила гитару на место.
– Иду.
* * *Сидеть на переднем сиденье в нашей нагретой на солнце машине было все равно что терпеть чьи-то неудобные объятия. Ноги неприятно потели от кожаной обивки. До погоды еще не дошло, что уже сентябрь. Я включила радио, но мама тут же выключила его.
– Ты уверена, что сможешь потом сама дойти домой? Позвони мне, если потеряешься.
– Мам, ты, может, и не слышала еще, но технический прогресс дошел до того, что в телефонах теперь есть карты и прочая навигация.
– Ну, все равно можешь позвонить.
Машина ехала по незнакомым улицам, поворачивая на незнакомых перекрестках, минуя незнакомых учеников, которые шли к незнакомому колледжу. Мы застряли среди других автомобилей, водители которых искали места для парковки. Воздух из кондиционера пах выхлопными газами.
– Мне, видимо, придется тебя прямо тут высадить, – сказала мама. – Ты как, в порядке?
Я кивнула, хотя это и не было правдой. Но маминой вины в этом нет. Да и папиной тоже. Обвинять, что меня вырвали из привычного уклада жизни, было некого. Но от этого становилось только обиднее.
– Погоди-ка… – Маме удалось припарковать машину. Я уже открыла дверь, мысленно готовясь встретиться с неизвестностью, когда она положила мне руку на плечо, останавливая. – Ты точно будешь в порядке? – снова спросила мама. – Мне так жаль, Амели, ведь тебе этого не хотелось.
Я улыбнулась – ради нее – и кивнула, тоже для убеждения:
– Все будет окей.
Она оставила меня на пешеходной зоне в облаке машинных выхлопов. Не особо уверенная, куда нужно идти, я двинулась следом за учениками примерно моего возраста. Шея стала жутко чесаться – вернулась моя Сыпь Стеснения. Зашибись, только этого мне и не хватало в первый день в незнакомом колледже на новом месте – прославиться как Та Самая Нервная Девочка с Сыпью. Шагая за другими учениками, я поплотнее запахнула джинсовую куртку. Плевать на жару.
Зуд не проходил, потому что я воображала себе все новые и новые адские варианты развития событий.
1. Вот я нервно стою в одиночестве, взглядом умоляя остальных подойти и познакомиться со мной.
2. Вот я в полном неведении того, куда иду и что делаю, осознаю свою неуверенность в себе и то, что у меня нет даже базовых навыков взаимодействия с людьми.
3. Наверняка со мной познакомится кто-нибудь странный, кто мне совсем не понравится. Но раз уж это будет единственный человек, который захочет со мной пообщаться, я буду вынуждена поддерживать нашу дружбу всю жизнь из чувства благодарности.
4. Буду сходить с ума, решая, где сесть на большой перемене, и в конце концов примощусь где-нибудь в углу, совсем одна, и стану наблюдать за всеми этими дружелюбными экстравертами, тихонько завидуя.
5. Наверняка запнусь или поперхнусь, когда буду представляться классу, и все примут меня за чучело.
Идущие передо мной девушки громко болтали, и до меня доносились обрывки их разговора:
– Ты видела Лауру, когда объявили результаты? Ведет теперь себя как гот. Как думаешь, ее новый бойфренд в курсе, что она слушает Тейлор Свифт? А давай скажем ему?
Они хихикали, отчего все мои внутренности словно переворачивались. Я и забыла, какими жестокими могут быть тинейджеры.
Дома, в Шеффилде, у меня был свой тесный круг друзей, которых я любила и которым доверяла. Мне потребовалось шестнадцать лет, чтобы собрать эту компанию. Даже не верилось, что придется начинать все заново.
Девушки свернули налево, и я тоже. Передо мной тут же выросло главное здание колледжа, покрашенного и отремонтированного к новому учебному году. Повсюду были толпы учеников, медленно исчезавшие во входных дверях. Казалось, что все друг друга знают: они обнимались,