Читать «Пираты. Книга 4. Охота на дельфина»

1650 год, западное побережье Кубы

Карибские штормы коварны. Они не так могучи, как океанские, не длятся неделями и не поднимают волн, накрывающих корабль вместе с мачтами. Но они налетают совершенно неожиданно и гонят парусники к крохотным островкам, не отмеченным ни на каких картах, а то и просто к скрытым водой отмелям. Таких в Карибском море сколько угодно, и наивен капитан, который полагает, что знает эти воды. Старые моряки утверждают, что острова иногда вырастают за одну ночь и так же запросто пропадают на следующую. В этом может убедиться каждый, всего лишь сравнив старые и новые карты — как мало они похожи друг на друга! Лишь штормы, коварные карибские штормы знают, где суша, где мель, а где глубина, и гонят корабли на смерть. И корабли, вдруг с размаху налетев килем на скалы или просто сев на мель и оказавшись беззащитными под ударами невысоких, но упорных волн, погибают. В предсмертном скрипе бортов порой слышится горестное недоумение: я пересек океан! Я видел штормы пострашнее этого! Я прошел через все и доставил команду, груз и пассажиров почти до самой Гаваны, столицы Карибов, почему же именно тут ждала меня такая бесславная гибель?! Страшно ругаются тогда капитаны, и молнии с небес вторят им, но сделать ничего нельзя. Не спасти корабль, не спасти груз, остается лишь попытаться спасти людей. Шторму это не нравится, он старается помешать спустить шлюпку, торопится изломать мачты и реи, оборвать такелаж, чтобы море вместе с кораблем получило и команду. Но если люди действуют слаженно, то надежда на спасение есть. Удивительно, но у шлюпки в такой шторм больше шансов уцелеть, чем у корабля.

Убедившись, что эту щепку на мель не посадить и на подводные скалы не забросить, шторм начинает скучать, а потом уходит искать другую добычу. Люди вычерпывают воду и спят, привалившись друг к другу, пока капитан рассматривает мокрые, расползающиеся под руками карты и думает, куда же держать курс. Обычно ему ничего не приходит в голову, потому что куда ни посмотри — море, а где после шторма оказалась шлюпка, совершенно неясно. И тогда за дело берется карибское солнце. Хорошо еще, если в суете и ужасе нашелся матрос с холодной головой и успел бросить в шлюпку бочонок с пресной водой. Тогда первые сутки проходят сравнительно спокойно. И, может быть, покажется на горизонте парус, а марсовый заметит шлюпку, с которой ему бешено размахивают привязанной к веслу рубахой. Это удача, которой в южных морях ничуть не меньше, чем штормов, солнца, золота и крови. Даже если спасенные окажутся в цепких пиратских лапах, их ждет вполне сносное существование в трюме до ближайшей плантации. Там они будут трудиться в ожидании, пока за них заплатят выкуп. Если такой надежды нет — будут работать, пока не оплатят свою свободу. В этом случае кормят хуже, следят строже, и, прямо скажем, мало кто смог сам себя выкупить. Увы, таков закон: спасенный становится собственностью команды. Закон блюдет все Береговое Братство, а мнение европейских законников из колониальных столиц на островах мало кого заботит. В конце концов, раб может убежать, и если проявит достаточную ловкость — уйдет и от пуль, и от собак, и от аллигаторов, что поджидают его в болотистых лесах, — то заслужит всеобщее уважение.

Команде и пассажирам голландского парусника, который шторм бросил на нежданную мель совсем недалеко от Гаваны, повезло еще больше. Их спасли не пираты и даже не какой-нибудь капитан, чтущий законы Берегового Братства (а это все равно, что пират), а ловцы жемчуга, что бесстрашно пересекали морскую гладь на своих больших, длинных каноэ. Собственно, даже не спасли, а указали путь к ближайшему берегу. Почти спасенные налегли на весла шлюпки и на рассвете следующего дня увидели пустынный берег. Еще через несколько часов, донельзя усталые и голодные, они отыскали крохотную рыбацкую деревушку, разноцветное население которой поделилось с ними своей обычной пищей: креветками. Но самым главным приобретением, конечно же, был крохотный ручеек, из которого каждый наконец-то вволю напился. Дальше все прилегли отдохнуть на берегу, а потом понемногу собрались и длинной вереницей ушли к Гаване. Остался лишь один — полный, можно даже сказать, толстенький бородатый мужчина в красивых сапогах с пряжками, который продолжал мирно посапывать, время от времени смешно всхрапывая.

Надо отметить, что всхрапывал он лишь тогда, когда мальчишки зажимали ему нос. Проделав эту шутку сотню раз и так и не разбудив странного господина, мальчишки принялись тыкать в него палками. Но даже и эта жестокая забава не сразу привела в чувство усталого толстячка. Наконец он все же очнулся, с некоторым удивлением посмотрел на клонящееся к западу солнце и сладко потянулся.

— Простите, мсье, а как называется это местечко? — спросил он у босоногих шалунов по-французски, но добился лишь взрыва хохота. Он пошарил по земле рукой, видимо в поисках шляпы, не нашел и задумчиво поскреб редкую шевелюру, а потом повторил вопрос на английском и испанском: — Как называется ваша деревня?

Надо полагать, ему и в голову не приходило, что иногда местечко не называется никак. Хотя бы потому, что никому никогда не нужно туда попасть. Крякнув, бородач поднялся и осмотрелся. Отсутствие товарищей по несчастью его не столько расстроило, сколько удивило. Используя все три языка, он попытался выведать у мальчишек, куда же подевались капитан и команда. Спустя не меньше получаса, когда сорванцы устали хохотать над его выговором, вожак наконец ответил ему по-испански. Тут уж толстячку пришлось постараться, чтобы разобрать необычно произносимые слова.

— Ваш капитан, сеньор, пешком ушел к Гаване, искать себе новый корабль! — заявил белобрысый, дочерна загорелый паренек. — И пусть меня скормят акулам, если он его получит. Команда во всем винит его, а если учесть, что он утопил груз из Кастилии… Я бы на его месте подался к буканьерам или нанялся на первый попавшийся корабль, хоть бы и простым матросом. Я именно так однажды и сделаю, сеньор! Я уплыву отсюда, и пусть бродячие псы сожрут каждого, кто думает иначе! А потом мы отправимся грабить рудники, захватим там корабль, и я стану капитаном!

С вожаком немедленно заспорил один из его товарищей, крепкий курчавый мулат. Предметом спора, насколько понял бородач, была капитанская должность, потому что мулат тоже претендовал на нее после ограбления испанских рудников и захвата корабля. Спор плавно перешел в драку, и к заморскому гостю интерес временно был потерян. Горестно вздыхая, оставшийся один в незнакомой стране путник побродил вокруг в