Читать «Мрак твоих глаз»

Пятый Ангел вострубил,

и я увидел звезду,

падшую с неба на землю,

и дан был ей ключ от кладязя бездны.

Откр. 9.1

Соня сидит на скамеечке перед парадным, сложив на коленях свои детские руки и смотрит прямо перед собой в темноту кустов. Не то чтобы она видит нечто невидимое обычному человеку, да и не то чтобы она мечтает о чём-то, большом и холодном как угольный айсберг, Соне чужды мечтания, потому что она не верит в наступление будущего. Справа от неё возвышается тёмный прямоугольник шестнадцатиэтажного дома, запятнанный жёлтыми окнами, дома, в котором прошло её мрачное детство, полное одиночества и слёз. Её детство, ах, какой ужас встаёт теперь с его дна.

Соня не может жить. Сон не приходит больше к ней, чтобы успокоить её исколотое холодом сердце, опустить окостеневшие как у куклы веки, растворить хотя бы часть времени в тёплом забытьи летних вечеров тихого деревенского яблоневого сада. Бессонница Сони — это огромный звёздный вихрь, начинающийся из её груди и превращающий её из человека в космический элемент, которому отдых не нужен. Путь Сони ведёт в прошлое, и ноги её редко касаются земли.

Соня поднимает руки с колен, подносит их к лицу и расправляет свои белые волосы, глядясь в зеркало усыпанного звёздами осеннего неба. Ноги Сони, покрытые начиная от середины бёдер только чёрными чулками, леденит безжалостный ветер. Они плотно прижаты друг к другу, наверное в целях равномерного распределения холода и энтропии. Через открытое окно, где погашен свет, играет радио.

Деревянная дверь парадного, на которой написано куском белого кирпича полустёршееся имя СВЕТА+ кажется вовсе не приспособленной для открывания, а сделанной просто для вида возможности выйти или войти. Её обшарпанные края вросли пробившимися из-под краски занозами в косяк, ручка давно уничтожена, и на уровне человеческого лица в двойной фанере пробита неправильной формы дыра, видимо кошки, птицы или другие целеустремлённые звери процарапали сквозь фальшивое место себе настоящую дорогу.

Мимо Сони медленно проезжает машина, обливая кусты лимонной кровью фар. Она останавливается у соседнего дома и гаснет. Никто не выходит из её отшлифованного ледяным ветром корпуса, голова водителя спокойно опускается на руль. Соня встаёт со своего места и движется вдоль кустов по линии, близкой к евклидовой прямой, асфальт неприятно колет сквозь чулочную ткань её ступни, лишённые туфель, так что Соня жалеет о непрошедшем дожде.

Её икры мелькают над вечерним тротуаром, освещённом причудливыми лицами люстр, она минует второе окно, останавливается и смотрит в пустое зажжённое окно, словно увидев на чистой штукатуреной стене чьей-то кухни чудовищную муху. Под вещественным углом примерно в 30 градусов к стене дома бежит серая кошка, из тех, чей цвет специально подобран для жизни каменных дворов и ржавых карнизов, охоты за мышиными привидениями в лабиринтах подвалов и экспозиционной гармонии с густыми летними закатами просторных крыш.

С того места, где сейчас стоит Соня, видно дерево, растущее по ту сторону дома, полуоблетевший каштан, помнящий ещё то время, когда не было около него бетонного ужаса, а был поросший бурьянами холм и несколько сельских домиков, еле видных за сплетением ветвей разросшихся вишен. В каштане этом находится два дупла, одно почти у самого корня, в котором мальчишки Сониного детства разжигали огонь и взрывали пистоны, второе на метр выше человеческого роста, где Соня прятала когда-то куклу, найденную ею в песочнике, замаскировав листвой её голубые глаза, но свет этих глаз проник сквозь листву и неизвестный вор увлёк Сонино сокровище в тёмную глубину чужих подъездов, где пахло старыми книгами и жареным мясом и где встречались странные люди, не жившие вместе с Соней общей жизнью.

Соня достаёт из кармана маленький гребешок и медленно расчёсывает свои белые волосы, не думая спешить. Из-за угла дома появляется молодая пара, девушка ведёт перед собой коляску, толстая смоляная коса снабжена красным фонариком, освещающим её вечерний путь. Ветер лепит к лицу выбившиеся из причёски тонкие пряди, глаз не видно, мужчина строг и сдержан. Они сворачивают на улицу, полную шумящих тополей, по стволам которых вихрь уносит вверх стаи бесцветных существ, так непохожих на людей. Соня медленно расчёсывает свои белые волосы, и ветер делает её труд бесконечным, сплетая их вновь. Между Соней и ветром чувствуется взаимосвязь, наверное потому, что они оба пришельцы из другого времени.

Завершая свой бесплодный труд, Соня засовывает гребешок обратно в карман и продолжает движение вдоль линии кустов, достигает угла дома и видит другой дом, тёмный и недостроенный, из которого торчит подъёмный кран, похожий на тень чего-то страшного, и по которому ходят люди в строительных шлемах и движутся лучи прожекторов. Перед входом дома торчат из земли бетонные балки, как колонны античного храма, и погрязший в грязь самосвал косо освещает фарами необлицованную стену перед собой. Соня думает сначала о странных глазах машин, источающих свет вместо того чтобы его улавливать, потом о душах нерождённых людей, обитающих в засыпанных осколками кирпича и строительным мусором комнатах, и наконец о выжженных бетонной пылью и алкогольной пургой сатанинских лицах строителей, мужчин в жёлтых шлемах и женщин в выцветших косынках, которые, не зная никакого архитектурного плана и нужного количества кирпича, возводят по ночам огромные строения человеческой памяти из космической материи снов. Подобно вампирам, медленно движутся они по стрелам подъёмных кранов, выкрикивая что-то на непонятном матерном языке мёртвых, их строительство не имеет конца и растёт как вавилонская злокачественная башня, силясь достичь холодного шёлка облаков.

По щиколотки проваливаясь в сырую грязь, Соня входит в огромные ржавые ворота и оказывается на песочной площади, разъезженной колёсами самосвалов, у подножий бетонных столбов, пронизанных ржавыми прутьями, которыми магия мёртвых скрепляет вещество бетона. На краю площади, на песочной насыпи пылает куча пропитанной мазутом стекловаты, напоминающая почерневший труп носорога. Соню накрывает тень передвигаемого краном по воздуху штабеля белых плит, и она, задрав голову, что есть силы кричит наверх. Её голос как подобное вписывается в скрежет крановых цепей и металлических тросов о края бетонных плит, прожекторных креплений, напрягаемых бешеной силой ветра. Он летит в квадратные глазницы незастеклённых окон, и зодчие своих смертей видят призрак чайки, несомой ветром в глубину восставшего из земли камня, большую глубины звёздного неба над головой. Лавина пронзительных криков раздаётся в ответ, лица искажаются болью, которую не измерить живым, куски кирпича и острые мастерки, отравленные строительным раствором, летят сверху в Соню, взрывы песка окружают её. Соня убирает волосы с виска и в это место сразу попадает четверть кирпича, разломанного руками четырнадцатого Христа — Христа строителей и углекопов. Соня падает назад, раскинув руки,