Я от души радовался их стараниям, думал, что в конце концов мы, видимо, поняли друг друга. Казалось, ефрейтор Токоди и тот как-то сразу изменился: он энергично сновал взад-вперед и без конца подгонял старослужащих словами:
— Давайте, ребята, пошевеливайтесь: вот-вот прибудут новенькие.
Все в части с любопытством и нетерпением ждали нового пополнения. Прибыло оно в воскресенье рано утром. Для встречи на станцию выслали даже духовой оркестр, который приветствовал подходящий к перрону поезд бравурным маршем.
Когда новобранцы вылезли из вагона, лейтенанту Секерешу с помощью младших офицеров с грехом пополам удалось построить неуклюжих, как все гражданские, парней. Затем последовало короткое приветствие.
Я стоял в первой шеренге возле высокого черноволосого парня в белой рубашке, который время от времени как-то ежился, будто ему было холодно.
Я придвинулся к парню поближе и прошептал:
— Почему ты не взял с собой из дома пиджак? Ведь сейчас как-никак ноябрь.
— Он у меня в чемодане, — ответил мне парень и, немного помолчав, спросил: — Не знаете, сколько мы тут простоим?
Я сделал ему знак, чтобы он стоял тихо, хотя и я почувствовал, что церемония встречи что-то слишком затянулась. Хорошо еще, что представитель от пионеров тоже замерз и потому отказался от выступления.
В конце концов нас повели в казарму, где новичков в первую очередь подвергли врачебному осмотру, затем всех их повели в баню, после чего разбили по подразделениям. Лишь под вечер, когда на землю уже спускались сумерки, наша рота в полном составе построилась на плацу. В полном смысле слова это нельзя было назвать построением, однако личный состав роты оказался в одном месте.
Я сказал короткое приветственное слово и объяснил новичкам их ближайшие задачи. Я старался быть кратким, так как понимал, что ребята всю ночь провели в поезде, а по приезде в часть на них сразу же обрушится масса обязанностей, о которых они еще вчера не имели ни малейшего представления. В заключение я пожелал им всяческих успехов в службе.
Лейтенант Секереш зачитал список личного состава роты, а старший сержант Чордаш, исполнявший обязанности старшины, показал каждому новичку его койку.
Отделение развели по своим местам и распустили. Новички оживленно зашумели, и сквозь этот гул лишь временами слышались голоса младших командиров, которые отдавали то или иное распоряжение.
И сразу же вся территория части ожила. Начался новый учебный год… Я же с интересом и беспокойством думал о том, каким он для меня будет.
А год этот оказался на удивление странным. Я бы сказал, особенным годом. И хотя я уже десять лет служу офицером, но такого года у меня еще не было.
В понедельник вечером, когда я уже собрался идти домой, в дверь канцелярии раздался стук. Вошел ефрейтор Герьен. Лицо его было свекольного цвета, и он не столько доложил, сколько прокричал:
— Товарищ капитан, докладываю, что вы посадили мне на шею форменного идиота!
У ефрейтора был такой растерянный и удрученный вид, что я невольно улыбнулся.
— Перестаньте шутить, — сказал я ему. — Врачебный осмотр, а его новички проходили трижды, полностью исключает такую возможность.
— И все же это именно так, — не отступался от своего командир отделения. — Что бы я ему ни приказывал, он смотрит на меня как баран на новые ворота, но ничего не выполняет. А если я на него прикрикну, то так и задрожит весь как осиновый лист.
Желание шутить, которое только что появилось у меня, мгновенно пропало.
«Ну и хорошо же начинается этот год», — мелькнуло у меня в голове.
Я решил лично разобраться в инциденте и спросил ефрейтора:
— Кто он такой?
— Рядовой Лукач. Больше мне о нем ничего не известно. Он так меня расстроил и разозлил, что у меня нет ни малейшего желания разговаривать с ним.
— Позовите его сюда! — приказал я.
Спустя минуту в канцелярию вошел довольно крепкий коренастый парень с удивительно печальными глазами.
Войдя ко мне, он не доложил, даже не произнес ни слова, а просто вошел и застыл на одном месте.
— Кругом марш! — скомандовал я ему.
От моего громкого командного голоса новичок слегка вздрогнул, а затем на удивление неуклюже повернулся, вернее, сделал попытку повернуться направо.
— Нале-во! — подал я ему новую команду.
Парень снова немного потоптался, а затем вообще застыл на месте, не сделав поворота.
— Поднимите левую руку!
Он немного подождал и, как ни в чем не бывало, поднял правую руку.
Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Тогда я решил сделать еще одну попытку и, вынув из кармана десять форинтов, показал их парню и спросил:
— Сколько это?
— Сотня, — ответил он.
— Где вы работали до армии?
— На шахте.
Слова «на шахте» кольнули меня в сердце, кровь прилила к лицу: ведь я сам был до армии шахтером. Как-никак проработал под землей восемь полных лет, но таких глупых парней никогда не встречал.
Я с трудом взял себя в руки, попытался заглянуть в глаза Лукачу, но он упрямо опускал голову. Он все так же топтался на одном месте, скоро на лбу у него выступили крупные капли пота.
В канцелярии стояла мертвая тишина. Я молча переглянулся с ефрейтором Чеженем, но тот не понял, что за мысли теснились в моей голове. Был он еще очень молодым и неопытным младшим командиром.
Когда он прибыл ко мне в роту и доложил об этом, я дал ему один совет:
— В людей нужно верить. В каждом человеке есть что-то хорошее, обязательно есть.
Я невольно подумал о том, как он будет относиться к новичкам, если сейчас узнает всю правду о Лукаче. Мне хотелось так закричать на Лукача, чтобы у него в ушах зазвенело, но я сдержался и почти спокойным, бесстрастным голосом сказал:
— Лукач, а ведь вы лгун!
Солдат вздрогнул, сделал шаг назад и поднес одну руку к лицу.
— Не бойтесь, здесь вас никто бить не будет, — сказал я, глядя на задрожавшего солдата. — Мы живем строго по законам, по уставам, и тот, кто…
Не закончив фразы, я подошел к столу и сел. Я не знал, как мне нужно разговаривать с человеком, который путем лжи и симуляции пытался увильнуть от воинской службы. В военное время с такими был простой разговор: их ставили к стенке и расстреливали на глазах у солдат как предателей родины.
Точно так же в условиях военного времени поступил бы и я, не ожидая ни решения, ни приговора военного трибунала. Но сейчас никакой войны не было.
Что делать с ним сейчас, в мирное время? Как с ним поступать, когда мне вручили его и приказали при любых обстоятельствах воспитать из него хорошего солдата? С чего начать? Я вообще не имел ни малейшего представления о том,