Читать «Перевёртыш»

Ночной клуб «Привет, Шизофрения!»

Германтаун, штат Мэриленд

Первый день

22:00

СВЕТ мерк, ВСПЫХИВАЛ, гас, ПОЛЫ­ХАЛ, умирал, РАЗГОРАЛСЯ и таял, РЕ­ЗАЛ глаза, сОтнЯмИ крОхОтнЫх ЗаЙчИ-кОв РасСыПаЛся, МетАлСя пО стЕнаМ...

Но никто не обращал на это внимания. Че­го еще ждать от дискотеки в ночном клубе среднего пошиба? Да еще с таким названием? Китайских фонариков, что ли? Все как поло­жено, и даже сверх того: потный полумрак, размешанный десятками тел до полужидкого состояния; ошалевшие от собственного мига­ния разноцветные лампочки и перегревшиеся прожектора; захватанные тысячами рук скри­пучие «однорукие бандиты»; облака сладкова­того вязкого дыма пополам с бессмысленны­ми воплями; плотные полосы звука, которые заставляли вибрировать не то что барабан­ные перепонки, но даже кости черепа; и, наконец, гордость и фирменный знак заведе­ния — в клетке, подвешенной под потолком по соседству с давно ополоумевшим зеркаль­ным шаром, извивалась, раскачивалась, завязывалась в узлы, билась о металлические прутья фигуристая полуголая девица. Корчи­ло ее так, словно она и вправду вознеслась над толпой не по своей воле и теперь рвалась на свободу. Но и эту райскую птицу, увешан­ную побрякушками и блестящими лентами, уже давно перестали замечать.

Все, кроме одного-единственного существа. Напротив входа в клуб неизвестный не то талантливый, не то обкурившийся художник нарисовал портрет своеобразно красивой женщины. Ее рыжеватые волосы волнистым ореолом вздымались на голове, как у Горгоны Медузы. Узкий треугольный провал с неровными краями рассекал лоб надвое — почти точно посередине. Завсегдатаи, как правило, здоровались с нарисованной женщиной традиционным «Привет!» — а вот прощаться с ней считалось дурным тоном.

У стены с фреской, чуть в стороне от об­щей сутолоки, стояла молодая брюнетка в легком неброском темном платье. Она каза­лась здесь чужой, чужеродной, не захвачен­ной общим ритмичным безумием, и потому завсегдатаи скользили взглядами по ее плотноватой фигурке без интереса, не задерживаясь. Внимательный наблюдатель — какие, уж конечно, не ходят по дискотекам среднего пошиба — сразу заметил бы, что женщина поглощена яркими и необычайно сильными переживаниями. Вот только какими, господи боже мой?! Ноздри ее трепетали, огромные широко расставленные глаза неотрывно следили за шевелящейся в полутьме человечес­кой массой. Судороги райской птицы под по­толком отзывались мелкими, почти незамет­ными сокращениями мускулов темноволосой незнакомки, которая, казалось, всей кожей впитывала душную атмосферу дискотеки.

В нескольких шагах от этой странной жен­щины самый обыкновенный парень пытался устроить личную жизнь. Не то чтобы гло­бально — всего лишь на одну ночь. Но ему не везло. Уже третья — по всем статьям под­ходящая — девчонка отказывала ему, не затрудняясь даже формальной вежливостью. День, что ли, невезучий? Парень расстроенно передернул плечами и поплелся к игро­вым автоматам. Выбрал электронный горо­скоп, бросил жетон... Может, и вправду луч­ше сегодня не ерепениться. Выспаться как следует, утешая себя сознанием вынужден­ной супружеской верности.

Рослый, стройный. Скорее симпатичный, чем наоборот. А главное — от него исходил легко различимый запах возбуждения, слегка горчащий от примеси обиды и разочаро­вания. Пьянящий, неповторимый запах...

Темноволосая незнакомка оставила свой на­блюдательный пост. Проскользнув сквозь толпу, она легко коснулась плеча избранника. Тот недовольно оторвался от экрана, бросил косой взгляд... Ай, оставьте! ничего особен­ного: удлиненное, не слишком красивое лицо, пышные вьющиеся волосы. Блондинка, кото­рую он только что пытался снять, была куда эффектней. И парень снова уткнулся в текст.

Настойчивая незнакомка завладела его ру­кой. Молодой человек хотел было одернуть нахалку, но вдруг понял, что наглости в ее движениях вовсе нет, а есть чувственность и страсть, и эта самая нежная настойчивость, с которой женщина ласкала его руку — тыль­ную сторону ладони, ложбинку между указательным и большим пальцами, — стремитель­но туманила голову сильнее любого спиртно­го. Незнакомка, не переставая гладить уже дрожащую мужскую руку, чуть заметно кач­нула головой. Парень неуверенно улыбнулся и наклонился к ней.

— Пойдем к тебе? — просто спросила она. Не отпуская его руки, женщина медленно отстранилась и так же медленно начала пя­титься к выходу. И у ее избранника не по­явилось даже тени мысли, что можно не сле­довать этому неодолимому призыву.

Гостиница « Бавария »

Германтаун, штат Мэриленд

Ночь

...Он даже не успел ее толком раздеть. Бе­шеное возбуждение, охватившее его, уничто­жило все привычки и ухищрения, оставив одну только животную страсть. То, что сам он оказался в постели без одежды, было за­слугой женщины, а не его собственной. Два тела метались и корчились на широкой кро­вати дорогого гостиничного номера, пока об­щая судорога не вплавила их друг в друга... Парень обессиленно упал на подушки. Женщина поцеловала его, неторопливо под­нялась и пошла к стеклянной двери в ван­ную. Ее черная шелковая комбинация плотно охватывала грудь и тугие бедра, оставляя открытыми полноватые ноги.

Парень забросил руки за голову и загово­рил — так же сбивчиво, как и дышал:

— Боже, это было что-то!.. Ты мне не веришь?.. Ты слышишь меня, нет?

Ответа не последовало. Женщина, невиди­мая теперь для своего партнера, неподвижно стояла в коридоре, прислонившись к стене. Словно чего-то ждала.

— Эй, я даже не знаю, как тебя зовут! Дыхание все никак не желало успокаивать­ся. Наоборот, оно становилось все более рваным и беспорядочным. И сердце билось бы­стрей и быстрей, оно колотилось уже, каза­лось, не в грудной клетке, а в горле. Парень закашлялся. Глаза в ужасе округлились. Нет, это был не только ужас, но и боль — непо­нятная, но сильная, почти нестерпимая. За­дыхаясь и давясь, он упал на подушки. Грудь судорожно вздымалась. На губах показалась кровавая пена. Еще один выдох — и красный пузырящийся сгусток, показавшийся изо рта, стал больше, перевалил за край губ и медленно пополз по щеке. Еще один выдох. И еще. Последний. Голова парня чуть опус­тилась, когда пробежавшая предсмертная су­дорога отпустила шейные мышцы.

Молодая женщина бесстрастно стояла у стены. Смерть любовника не заставила ее даже вздохнуть — хотя бы от облегчения. Только теперь она неторопливо принялась стягивать с себя комбинацию, чтобы позво­лить разгоряченной коже целиком соприкос­нуться с воздухом, напоенным терпким аро­матом недавней страсти. Сдвинула с плеч лямки, потянула вниз. Тонкая шелковая ткань ласкающе заскользила по бокам, по бедрам и икрам. Тело дрогнуло. Волна пробежала по взбугрившимся мышцам, удлиняя, меняя, наращивая, огрубляя их, и шелковая тряпочка упала на пол уже не к округлым женским, а несколько сухощавым мужским ногам с узкими лодыжками. Бедра сузились, уплотнились. Длинные стройные ноги уве­ренно перешагнули через уже бесполезную для их владелицы... владелицы? — владель­ца вещь и, легко переступая, понесли обо­ротня в комнату. На тело несчастного лю­бовника он даже не посмотрел. В неподвиж­ном, скрученном предсмертной болью комке плоти очарования оставалось не больше, чем в тряпичной кукле, залитой французскими духами.

Оборотень нагнулся, поднял с пола бро­шенный мужской пиджак и стал одеваться. Теперь одежда