Но Ирина не вошла следом, она только приказала:
— Дверь откройте.
— Но мне надо одеться.
— Одевайтесь, но дверь не запирать.
Сорвалось. Но ничего, еще не все потеряно. Еще будет такая секундочка. Ее не может не быть. Она только посмотрит Ирине в глаза, и та все ей скажет одним взглядом. Она ее успокоит. Она обязательно ее успокоит. А если нет… Ерунда, ерунда. Тогда бы мир перевернулся.
Клавдия остановилась перед шкафом, решая извечный женский вопрос: что надеть?
Если бы она отправлялась в гости или в ресторан, она бы надела вот это черное вечернее. Если бы она шла на работу — ну, тут костюмов и платьев пруд пруди. Если бы она собиралась на дачу — вот джинсовый костюм. Но что надеть в тюрьму?
У кого в шкафу висит костюм для тюрьмы? Да ни у кого. Хотя на каждом шагу твердят — от тюрьмы и от сумы…
Когда Клавдия сама арестовывала людей, она даже не задумывалась, что у тех тоже возникают такие вопросы, решать которые нет ни времени, ни сил. Лихорадочно передергиваешь вешалки, досадуя, что все такое нарядное и дорогое, маркое и мнущееся.
Клавдия натянула джинсы, какую-то мужнюю ковбойку, кроссовки…
— Я готова.
— Выходите.
— А что, обыск проводить не будете?
— Нет.
— Странно.
— Пошли, — сказала Ирина.
Клавдия поспешила следом. Вот сейчас был шанс. Ирина завернет за угол коридора, Клавдия окажется прямо у нее за спиной и просто тронет ее плечо.
Но Ирина, не доходя до угла, остановилась, подождала, пока оперативники опечатают дверь.
Была еще одна возможность — в лифте. Все шестеро они не влезут. Значит, по трое. И там оперативник на секундочку отвернется, вот это и будет тот самый момент.
Но Ирина вызвала грузовой лифт, в который влезли бы и двадцать человек.
И тогда Клавдия перестала выдумывать. Зачем, Ирина уже все выдумала сама. Она сама все устроит. Надо только подождать.
Тут до Клавдии дошло, что ей не нацепили наручники. А ведь положено. Ага, значит, Калашникова сделала это специально. Но зачем?
Все встало на свои места, когда они вышли во двор.
Получилось так, что первыми в микроавтобус садились оперативники, Ирина стояла за Клавдией. Дверь почему-то не открывалась, оперативники дергали ее, а она ни в какую. Клавдия оглянулась на Ирину, но та смотрела куда-то в сторону, за дом. Клавдия, впрочем, не стала прослеживать ее взгляд. Что-то вдруг брякнулось у ее ног об асфальт.
Клавдия взглянула и чуть не вскрикнула — пистолет. Он лежал прямо возле носка ее кроссовки. Очевидно, выпал у кого-то из оперативников.
Первым ее порывом было поднять пистолет и отдать растеряхе, она уже стала наклоняться к оружию, но именно в этот момент взглянула туда, куда смотрела Ирина, — за угол дома.
И замерла…
Все это происходило доли секунды. Раздумывать было некогда. Это потом Клавдия будет перекатывать случившееся и так и сяк, пытаясь разобраться, а в тот момент что-то извне, как бы со стороны заставило ее отшатнуться от пистолета.
Из-за угла выглядывал ствол снайперской винтовки.
— Вы уронили пистолет, — сипло произнесла Клавдия. И по тому, как наигранно удивился оперативник, как слишком суетливо поднял свой «Макаров», Клавдия поняла — она только что была на волосок от смерти.
Дверь «микрика» вдруг сразу же открылась, ее запихнули внутрь.
Глаз Ирины Клавдия так и не увидела. Та сидела к ней спиной.
— Куда меня? — спросила Дежкина.
— В Бутырку, — ответил оперативник.
Клавдия пожалела только об одном, что не успела сходить в душ. О том, что она потеряла подругу, она не жалела. Просто этой подруги у нее никогда и не было.
ГЛАВА 2
Прокурор Малютов вздрогнул, несколько страничек соскользнули со стола и, плавно спланировав, опустились на ковер.
— Ну, как все прошло? — спросил он, поднимая бумаги.
— Нормально, — ответила Калашникова.
Малютов снизу внимательно взглянул на Ирину.
— Нормально?
— Владимир Иванович, — сказала та, подходя и по-хозяйски устраиваясь в кресле. — Вы меня за дурочку держите?
— В смысле? — округлил глаза прокурор.
— Да в прямом, в прямом смысле! Знаете, я плохих артистов насмотрелась — из вас артист, как из меня мать Тереза.
— Ты этот тон… знаешь, ты брось этот тон.
— Та-ак, начинается! Сейчас реверансы будем делать?
Малютов наконец собрал бумаги. Положил их аккуратной стопочкой на стол, сел на начальственное место и сказал тихо, глядя в сторону:
— Не все сразу, Ириша, не все сразу.
— Сразу? Сразу?! Я тут корячусь, вашу задницу прикрываю, а вам все мало?! Да вы уже должны мне ноги мыть и воду пить из тазика. Вы меня что, тоже кончить хотели? Если бы ваш долбаный снайпер хоть на миллиметр промахнулся…
— Какой снайпер? — встрепенулся Малютов.
— Снайперский снайпер, — как неразумному дитяте сказала Ирина. — Меня-то хоть можно было предупредить? Если вы собирались Дежкину убирать, так не хрена было спектакли устраивать. Все можно было тише и спокойней сделать.
— Ты что, кого убирать? И что это за тон? Когда это ты мою задницу прикрывала?
— Все, надоело. — Ирина поднялась и пошла к двери.
— Ну погоди, стой, — засопел Малютов. — Что ты гонишь лошадей? Каких-то снайперов придумала… Я кто, по-твоему, убийца? Я прокурор, между прочим. Уже от Дежкиной нахваталась? Это она всюду преступников видит. Злодейства всякие. Понимаешь ты, целую интригу против меня затеяла! Она, случайно, не на мэрию работает?
Ирина нехотя вернулась к столу.
— Я буду это дело вести? — спросила она.
— Нет, не стоит. Чего тебе светиться? Вы же, как-никак, подружки, — он хихикнул, — и потом… — Малютов замялся.
— Ну-ну…
— Понимаешь, Ирина, нам в прокуратуре нужны люди проверенные. Ну, в которых я бы мог не сомневаться…
— Ага. А я не проверенная.
— Но ты ж действительно подруга Дежкиной. Кто тебя знает, вдруг ты очень хитрая. А? Ты хитрая, Ирина?
— Нет, я простушка, — серьезно ответила Калашникова. И даже как-то сокрушенно. — Я из-за вас подставлялась на каждом шагу. Кто вам сообщил, что Дежкина Сарычева нашла?
— Да этого негодяя мы и без тебя нашли бы… — и осекся. — Жаль вот, опоздали. Кто-то успел его убить. Только не надо так улыбаться.
— Как?
— Саркастически. С недоверием. Опять? Да что это происходит?! Прокурор города — убийца, по-твоему? Я сам хочу весь этот клубок распутать. Мне уже, знаешь, из Кремля звонят: что там у тебя происходит, Малютов?
— А знаете, что про вас Дежкина сказала?! Очень точно: перестраховщик, — вдруг перебила Ирина. — Вы же жуткий перестраховщик, Владимир Иванович.
— Поэтому и жив до сих пор. И все, и хватит обо мне. Давай делами заниматься. Надо найти Кожину.
— Оп-па! А я еще когда вам говорила — вы с этой Кожиной намучаетесь.
— Да я-то при чем?
— Но она же против вас свидетель.
— Подкупленная. Ее колонуть как следует, все выложит. Вот и найди ее. Найди живую или мертвую.
— А как предпочтительнее?
— Опять ты, Калашникова? Вот мне твой отец, царство ему небесное, говорил, хочешь приключений — возьми к себе мою дочь. Давай, ищи Кожину.
— А Дежкина?
— Пусть посидит немного, подумает.
Когда Ирина вышла из