Начальник Бутырской тюрьмы сам пришел в камеру к Клавдии. Ну как же — старый знакомый.

Сел на соседнюю шконку и сказал грустно:

— И ты, Брут?

Семен Васильевич Котляров был широко образованным человеком. Изо всех сил, которых у него было не так уж много, он пытался устроить из Бутырки хоть какое-то подобие пенитенциарного учреждения, а не пыточный дом. Он ухитрялся делать ремонт тюрьмы, которая уже разваливалась на глазах, силами заключенных, и не раз в десять лет, как положено, а чаще. Он латал и перелатывал заборы, стены, полы и потолки. Он изловчился даже подрядить местных талантов написать фреску на стене в столовой. Получился мрачноватый пейзаж, но аппетита не портил.

Клавдию Котляров знал давно, с тех самых пор, как она стала работать в прокуратуре и ходила сюда на допросы. Впрочем, знать-то знал, но вот дружба завязалась у них, когда Клавдия выручила родственника Семена Васильевича, попавшего в беду. Честно говоря, Клавдия сделала доброе дело без какого-то умысла, но добрая дружба с начальником тюрьмы очень скоро оказалась весьма полезной. Ей не приходилось по нескольку часов ждать свободной комнаты для допросов, а потом еще несколько часов, когда освободится выводной и приведет подследственного.

Но никогда она и предположить не могла, что сама окажется в этих стенах не гостем, а более или менее постоянным обитателем.

— Брут убил своего начальника, — сказала Клавдия. — А я, увы, не успела.

— А была попытка?

— Слушай, Семен Васильевич, давай не будем. Ты ж к рассказам зеков привык, они все у тебя невинные.

— Ну, твоему рассказу я бы поверил.

— Сомневаюсь, — сказала Клавдия.

— Пожелания?

— Душ бы принять.

— Сделаем.

— И из одиночки переселить.

— Уверена?

— Уверена.

— Ладно. Еще что?

— Пока все.

— Мы тебя из офицерской столовой кормить хотели, но если ты в одиночке не желаешь — извини.

— Я сейчас меньше всего хочу есть.

— Это пройдет, — весело пообещал Котляров. — И еще, в качестве исторической справки: отсюда еще никому не удалось бежать.

— Я что, похожа на подкопщицу?

— Так ты и на зека не похожа, — улыбнулся Котляров и ушел распорядиться, чтобы Клавдию отвели в душ.

Вот теперь у нее было время все спокойно обдумать.

Но спокойно не получалось. Мысли прыгали, как зайцы, разбегались, издевательски дергая короткими хвостиками. Обойти главное — я сижу в тюрьме! — Клавдии не удавалось.

Она посмотрела на стены — да, такие не пробьешь, не подкопаешь. «А ведь вот же психолог чертов, — подумала она про начальника тюрьмы. — Первая мысль действительно — бежать».

«А что он сделает в первую очередь? — подумала она о Малютове. — Наверное, попытается найти Инну Кожину. А той спрятаться не так уж легко — у нее больной мальчик на руках. Если он ее найдет — все. Он может даже меня из тюрьмы выпустить. Ему уже ничего не страшно будет».

Инна Кожина работала в «Импэксбанке» менеджером по рекламе. И проституткой по совместительству. Но не вокзальной, не уличной и даже не телефонной.

Она совместительствовала в борделе, которым владели следователи из одной московской районной прокуратуры. Следователи эти понатыкали в комнатах борделя всякой видеозаписывающей аппаратуры и собирали компромат на тех, кто пользовался сексуальными услугами прокурорского публичного дома. И все у них шло так ладно и так чудно, пока не оказалось, что официальный хозяин квартиры тоже собирал компромат, но уже на всех, включая и владельцев. Началась какая-то дикая охота за этим компроматом. Со стрельбой, взрывами, убийствами. Уже были мертвы и хозяин квартиры, и следователи той районной прокуратуры, уже лежал в реанимации следователь городской прокуратуры (где, собственно, работала и Клавдия), пытавшийся найти и убить Инну Кожину. Дежкина, к счастью, успела его арестовать. Но кровавый ком все катился.

Клавдия, которой приходилось разбираться со всеми этими жуткими делами, никак не могла поспеть, она всегда оказывалась на шаг позади. Спасти ей удалось только Инну Кожину. Та даже какое-то время жила у Клавдии на даче, но потом пропала. Она не поверила Клавдии, что главный негодяй, тот, кто так жестоко заметал следы своих «невинных шалостей», будет разоблачен и посажен.

Этим негодяем, хотя Клавдии это слово казалось чуть ли не ласкательным в применении к преступнику, оказался городской прокурор Малютов. И его в самом деле волновал не столько компромат, хотя и это тоже, сколько довольно крупная афера с мэрией и тем самым «Импэксбанком».

И теперь все замыкалось на Инне. Она, во-первых, была единственным оставшимся в живых свидетелем, а во-вторых, у нее были те самые видеозаписи, из которых следовало, что Малютов неосторожно пооткровенничал в постели о своих делишках.

Но Инну они найдут. И тогда все будет кончено.

Почему Клавдия так была в этом убеждена?

Потому что искать будет Калашникова. А та знает, как это делается. Слишком хорошая оказалась ученица.

«Да почему же я решила, что Ирина меня предала? — наконец задала себе самый главный вопрос Клавдия. — Мы были друзьями почти два года. Не просто коллегами, а друзьями. В прокуратуре, как и в политике, это явление из ряда вон выходящее и потому дорогого стоит. И только из-за того, что Ирина пришла меня арестовывать, я решила, что она предала?»

Клавдия посмотрела на умывальник. Чугунная раковина и два латунных крана. Почему-то ужасно захотелось вымыть руки. Даже без мыла, просто теплой водой. Она открыла левый кран — в нем вода была холодной, а в правом — кипяток. Вот такое удобство — чуть не ошпарилась. Это что-то новое в сантехнике.

Клавдия минуту посоображала, а потом сняла носок и натянула его на оба крана. Теперь горячая и холодная струя соединялись и с грехом пополам воду можно было отрегулировать до нужной температуры.

Это простое изобретение очень обрадовало Клавдию. Тут даже было чем гордиться. Просто и гениально. Она не знала, что таким же способом исправляют сантехнические причуды Бутырской тюрьмы во всех камерах. Но, в общем, она могла гордиться собой — изобрела она смеситель из собственного носка совершенно независимо.

«Да нет, не потому, что арестовала. А потому, что это вообще пришла не Ирина Калашникова, это пришел какой-то совсем незнакомый человек. Чужой, холодный, официальный, но не играющий все это в силу обстоятельств, а настоящий».

Клавдия вдруг с ужасом поняла, что прежняя Ирина как раз и была маской. Вот тогда она была неестественной, вот тогда не очень-то умело притворялась, но Клавдия почему-то принимала это за такой стиль поведения, что ли.

«Но даже если отбросить все эти психологизмы, а только пойти по фактам: Малютов меня из прокуратуры увольняет, а Ирину — нет. Хотя он прекрасно