За шесть недель Ребекка лишь однажды наведалась в церковь — наведалась украдкой, заранее готовая соврать, если вдруг спросят. Впервые ей удалось так быстро завоевать симпатию, особенно у таких девчонок. Новые подруги смешали ей первый коктейль. Своей розовой помадой красили ее неопытные губы. Выщипывали ей брови своими пинцетами, а после научили самостоятельно придавать им форму. Они одалживали ей вещи, помогли выбрать правильный бюстгальтер, а она хохотала вместе со всеми, когда выяснилось, что у них одинаковый цикл.
Но сейчас Ребекке страшно. Недомогание окутывает ее, как туман. Она ждет, когда слабость отступит, но та не отступает. В голове зреет отчаянная мысль: а вдруг это наказание — наказание за поведение в последние несколько недель, за пропуски службы, за попойки и вранье родителям.
Дверь за спиной со скрипом отворяется, и в ванную входит соседка Кары, тихоня. Под мышкой у нее желтое полотенце, в руке розовое пластиковое ведерко, в котором дребезжит бутылка шампуня. На тихоне майка и джинсы — она всегда одевается так в душевую, в отличие от сокурсниц, щеголяющих по коридору в полотенцах и халатах. Ребекку охватывает внезапный порыв великодушия.
— Эй! — окликает она.
Девочка не реагирует, и Ребекка узнает свою прежнюю привычку, когда ее саму не замечали в упор.
— Эй! — повторяет она. — Напомни, как тебя зовут?
На сей раз тихоня поднимает голову. А она ничего, симпатичная, черные глаза, хорошая кожа. Только зря все время заплетает косу, с распущенными ей лучше — так сказали бы новые подружки Ребекки. Да, ей бы распустить волосы, сделать челку — и лицо будет поинтереснее.
— Мэй, — отвечает девочка.
Она выбирает самую дальнюю кабинку, расплетает косу, но смоляные пряди не теряют формы и вьются по всей длине.
— Слушай, я давно хотела сказать, — начинает Ребекка и вдруг осознает, как эгоистично поступала в последнее время. Отец всегда говорил: людям надо помогать, а она не удосужилась протянуть бедняжке руку помощи. Как учил отец, если у тебя просят рубашку, непременно отдай еще и пальто. — Я хотела сказать, ты не виновата, — продолжает Ребекка.
Мэй настораживается:
— В чем?
— Ты никак не могла знать, что Каре нужна помощь.
Закусив губу, Мэй отворачивается, заходит в кабинку и исчезает из вида.
— Конечно, я не виновата, — отвечает она изнутри, ее голос эхом отражается от кафеля. Мэй подбирает слова осторожно, словно снимает хрусталь с верхней полки. — Мне не в чем себя упрекнуть.
— И я о том же, — подхватывает Ребекка, однако разговор не клеится. Она облажалась.
Мэй запирает дверцу. Клацает щеколда. Через щель Ребекка видит, как падают на плитку майка и джинсы, Мэй наклоняется поднять их, раздается скрежет кранов, дребезжат трубы, и напор воды обрушивается на кафель.
Ребекка лихорадочно думает, что бы еще приятного сказать.
Но зрение вдруг расплывается. Короткая вспышка — и взор затуманивается. В глазах появляется легкая рябь, как на воде. Девочку лихорадит. Но она решает молчать из страха, что магия произнесенных слов сделает подозрения явью.
Ребекка возвращается в комнату и ложится в кровать. Ей просто надо отдохнуть. Веки смежаются. Время — четыре пополудни. В голове всплывают строки из Библии: «…потому что не знаете ни дня, ни часа…»[1]
Первая стадия сна самая скоротечная, наступает провал — стремительный, будто камешек, пущенный по воде. Так, в театре голова безвольно опускается на грудь. Вечером выпадает из рук книга. Ребекка быстро минует первую фазу. Десять минут — и она увязает все сильнее, начинается заплыв на глубину. Внезапно накатывает сон: Ребекка в церкви с родителями. Крестят ребенка. Однако что-то не в порядке. Голос священника — он не совпадает с движением губ. Плеск льющейся на темечко младенца воды тоже отстает от картинки — как в паузе между молнией и громом. Ребекка единственная в церкви замечает несоответствия. Потом сон прерывается — звонким голосом из коридора. Ребекка открывает глаза. К разбудившему ее голосу присоединяются другие — слышится смех.
Ребекка выбирается в коридор и видит толпу сокурсников. В центре сборища — две больные подруги, они вернулись из лазарета, их хвосты задорно подпрыгивают, смеющиеся рты сияют белоснежной улыбкой. В руках у них два буррито и две колы.
— Мне так стыдно, навела панику, — сетует одна из подруг, не успевшая сменить спортивный костюм.
— У нас банальная простуда, — добавляет вторая.
— Слава богу! — восклицает Ребекка. Волна облегчения действует на нее исцеляюще. — Слава богу, с вами все хорошо. — Ей тоже становится лучше. Недомогание исчезает. Звон в ушах наконец прекращается.
Главное, они в порядке. «Слышали, слышали? С ними все в порядке», — наперебой галдят девочки в коридоре. Все в порядке. В порядке.
Настроение стремительно меняется. Страх лопается, как нарыв. На третью ночь парни и девушки набиваются в комнатку Аманды, чтобы выпить, лица собравшихся сияют от облегчения. Столы ломятся от кофейного ликера «Калуа» и молока — для девочек, а также бесчисленных пакетов со льдом, пива, текилы и вина с персиковой отдушкой. Завывает блендер, звякают рюмки, музыка играет чуть громче положенного. Все разговоры о том, как почтить память Кары. Может, повесить именную табличку или посадить дерево. Да, дерево — отличная идея, а еще лучше клумба с ее любимыми цветами. Они пьют за их короткую дружбу, за славные шесть недель. Кара была такой милой, соглашаются студенты, наверное, самой милой из всех. Компания постепенно напивается, процесс неизбежный — слишком силен дух легкомыслия в комнате. Они молоды, здоровы и пережили страшное потрясение.
Ребекка сидит в уголке, свесив ноги с верхней койки, ей спокойно и море по колено. Каким-то чудом рядом оказывается Калеб.
— Поганый день, — замечает он так тихо, что слышит только Ребекка.
Она кивает, ощущая теплоту его бедра, головой Калеб почти упирается в потолок.
— Хуже некуда, — соглашается Ребекка. Сквозь пьяный угар она думает, что завтра снова попробует наладить отношения с соседкой Кары — как там ее зовут? Мэй? Следом накатывает раскаяние: никто не соизволил пригласить Мэй на вечеринку.
Внизу гудит блендер, дребезжит лед.
То и дело слышится: «На, попробуй», пластиковые стаканчики передаются по кругу, каждый делает глоток. К одной рюмке разом прикладываются по нескольку человек.
Рано или поздно веселящиеся сегодня студенты-биологи узнают: отдельные паразиты способны управлять поведением носителей в свою пользу. Происходит это следующим образом: несколько человек собираются в тесном помещении, несколько пар легких дышат одним воздухом, несколько ртов пьют из общего бокала — и так на протяжении многих часов.
Наконец вечеринка заканчивается. Заканчивается, как всегда, стуком в дверь и голосом дежурного. Дежурный на три года старше остальных и умеет не замечать