Читать «Итан слушает»

В одну ничем не примечательную среду, где-то около шести, ветер спустил с Моста Желаний серый шарф с вышитыми на нем красными розами. Следом упала Кэйлин. Теперь уже Мертвая Кэйлин.

Почему небольшой мост через разливающийся каждый год ручей назвали Мостом Желаний, никто уже толком и не помнил. На прутьях, которыми скреплялись каменные блоки, висели замки с намалеванными на них именами: считалось, что это поможет сохранить любовь на века или хотя бы до тех пор, пока замок не разомкнется. На осыпающихся камнях многие тоже выводили свои имена, – чтобы затеряться в истории хотя бы разноцветным пятном. У старой ивы, склонившейся над водой, листьев не было видно из-за разноцветных ленточек: их привязывали к веткам на счастье.

Мост Желаний был излюбленным местом мэпллэйровской молодежи.

Пока по нему не проложили дорогу.

В четверг вечером – уже довольно много времени спустя – над Мэпллэйром прошел дождь из конфет.

Для той части страны, где ютился городок на восемь тысяч жителей, не редкостью были и дожди из лягушек (что легко объяснялось близостью Ванахеймских болот), и дожди из пауков (что было прямым следствием забастовки в северном Сити, известном странными экспериментами). Но дождя из карамелек, тянучек и мармелада никто не ожидал. Никто, кроме Элизабет Рихель, невысокой темноволосой дочери местного священника. Не то чтобы Элизабет недоедала конфет – ей часто покупали сладкое. Просто малыш Лиам Брэйвхарт с Маковой улицы, курносая Дороти Гейл из-за Моста и добрая половина их друзей месяцами не видели больше одного просроченного батончика «Плутон». А папа учил Элизабет делиться и совершать как можно больше хороших поступков.

Ранним утром в пятницу люди в Мэпллэйре стали чуточку счастливее, по крайней мере, те, у кого подрастали дети. Сладкого, высыпавшегося на газоны и тротуары, крыши домов и ступени магазинов, было не столько, чтобы обеспечить работой всех дантистов в городе, но достаточно для появления улыбок даже на самых угрюмых лицах. Бакалейщик Джули, вовремя схватив грабли, ненадолго расширил ассортимент своей лавки.

Радовалась даже Мертвая Кэйлин, которая, конечно же, сыграла не самую маленькую роль в произошедшем.

Ведь ей пришлось умереть, сразу после того как Элизабет Рихель загадала свое желание.

На вопрос «Что с тобой случилось?» Кэйлин обычно отвечала, что с ней случился Мост. Если вообще отвечала.

Умирать было страшно. Почти каждый раз. Поначалу.

Несомненно, многое зависло от способа, но чаще всего смерть оборачивалась сюрпризом, поэтому в какой-то момент Кэйлин перешла грань обычного страха. Появился новый – с примесью обреченности, щепоткой рутинности и долей любопытства.

В неудачные дни Кэйлин могла умереть раз десять. В начале, сразу после Моста, число было намного больше, однако, умирая чаще и чаще, Кэйлин приобретала определенный опыт. Нельзя не освоить парочку трюков, если часто проделываешь один и тот же фокус. Некоторые желания Кэйлин научилась игнорировать: в хорошем расположении духа исполняла особо понравившиеся, в плохом – не слышала ни одно. Желаний было много: разной силы, разного рода, разного происхождения. Вскоре Кэйлин поняла, что может сопротивляться почти каждому, которое слышит. Те же, что оставались недоступны для ее обострившегося неживого слуха, влекли за собой очередную неожиданную смерть.

Элизабет Рихель возникла перед Мертвой Кэйлин сразу после того, как та очнулась в кустах под фонарным столбом. Очередное неслышное, удивительно сильное желание привело к тому, что автобус восемьдесят восьмого маршрута сбил Кэйлин, торопившуюся на свое ежедневное созерцание закатного солнца. Водитель даже не заметил глухого удара: ему давно мерещилось, будто он чуть ли не еженедельно кого-то сбивает, так что пришлось походить к психотерапевту. Доктор Рита Шпенцель убедила его, что во всем, конечно же, виноват его отец. Узнай это Мертвая Кэйлин, она бы только посмеялась: она неплохо знала родителей этого парня, они часто давали ей деньги за уборку осенней листвы с лужайки.

Маленькую Элизабет Кэйлин тоже знала довольно давно: они жили на одной улице. Отец девочки Кэйлин не нравился – насчет лучшего мира он слегка приврал, – но сама мисс Рихель была разумной леди, что и доказала сразу же, едва увидела хромавшую за забором знакомую в забрызганной кровью юбке и порванной рубашке.

– Лиам рассказал, как тебя на заднем крыльце его дома загрыз волк. Клялся, что клыки были «вот такенные» и кровь повсюду… Еще и заикался. Я думала, он не врал.

– Привет, Элиза! – Кэйлин знала, что Элизабет не любит, когда ее имя сокращают до почти вульгарного «Бэтси» или «Лиззи». – Лиам, конечно, славный мальчик, но воображение у него чересчур богатое.

– У тебя тут стекло торчит. – Элиза пальцем указала себе на висок.

Кэйлин, словно в этом не было ничего необычного, вытащила из головы осколок. Автобус задел ее лишь слегка, но как же неудачно разбилось зеркало заднего вида.

– О, спасибо.

– Так ты мертвая?

– Скорее умирающая. По несколько раз на дню… Умирающий джинн Мэпллэйра. Хех. Сейчас вот отец Тома слишком сильно захотел новую жену, например…

– Так на тебя загадывают желание, и ты… – Элизабет изобразила накидывающуюся на шею петлю. – Как падающая звезда.

Кэйлин невольно улыбнулась и тут же поморщилась – парочки зубов не хватало. Но сравнение ей понравилось.

– Звезда… Окровавленная и в порванной майке… Прямо как в шоу-бизнесе. Забавно. Как твои кошки, Элиза?

Мисс Рихель кинула взгляд на белый забор, который огораживал участок ее дома: там рядом были похоронены Снежинка и Бабочка. Их тени гонялись по траве друг за другом неподалеку от надгробий; под призрачными лапами не пригибалась ни одна травинка.

– Пушок совсем старый. Думаю, скоро будет играть на полянке вместе со Снежинкой и Бабочкой. – Элиза вздохнула.

– Жаль его… – Кэйлин чуть-чуть помолчала, а потом задумчиво стала накручивать на палец локон светлых волос, не замечая, что тот пачкается в крови. – А я вот зрение никак не разовью. Слышать умею, а видеть – нет, сэр. Повезло тебе.

Элизабет пожала плечами.

– У меня на глазах умерла мама. Не думаю, что этому стоит завидовать.

Кэйлин поперхнулась – то ли воздухом, то ли остатками страха.

– Прости, я не… – Она услышала громкое мяуканье, потом шипение. – Можешь загадать желание за мою бестактность.

…Элизабет Рихель была странным ребенком – а то и самым странным жителем Золотой улицы, – но помочь ей Кэйлин считала довольно благородным делом.