День пятый
Ничего не говори, не подходи на выстрел…
Группа «Пикник»
«Инкогнито»
Эта ночь была самой холодной и самой тёмной из всех ночей в жизни Айи Геллан. Во всяком случае, тех, что она помнила.
Керро спокойно спал, плотно завесив их закуток под лестницей пологом из пленки и накрыв спальник своей курткой, а его подопечная всё сидела и таращилась в глухую темноту.
Противоречия раздирали разум на части. Казалось, будто в одном теле сошлись несколько совершенно разных личностей.
Одна молила судьбу вернуть всё, как было: школу-интернат, уроки, понятную жизнь, предсказуемое будущее. Отмотать назад! И, если можно, ещё раз стереть память. Все воспоминания последних четырех дней.
Другая тихо скулила, понимая, что ничего уже не изменить. Она и не хотела менять. Пусть решат за нее. И плевать на последствия, она примет любые.
Третья просто впала в ступор.
Четвёртая бесилась. Какого чёрта всё это обрушилось на неё — хорошую девочку, никогда никому не делавшую ничего плохого? Разве мало вокруг более крепких, стойких или хотя бы более гнусных?
Пятая не верила и всё повторяла: «Нет-нет, это все происходит не со мной. Не может со мной такого происходить!»
Шестая мрачно вещала: дальше будет хуже, гораздо хуже …
Седьмая требовала что-нибудь предпринять. Что угодно! Срочно, сейчас же, сию минуту! Быстрее! Надо что-то сделать, иначе…
И так по кругу, раз за разом. То хотелось вскочить и бежать, то, напротив, накрывало безысходным оцепенением и, казалось, не было сил даже пошевелить пальцем.
Айя прошла все стадии отчаяния, на которые у нормального человека обычно уходит много дней. Испуг переплавлялся в панику, паника — в неверие, неверие — в жалость, жалость — в гнев, гнев — в протест, протест — в равнодушие, равнодушие — в смирение…
И все это время какая-то отдельная совершенно хладнокровная часть сознания молча следила за остальными. А когда настроения стали сменяться с совсем уж неприличной частотой, спокойно и властно вернула Айю в реальность.
Голова болела. И уже было не понять — то ли от удара об стену, то ли просто болела, как все последние дни. Тело казалось деревянным — от холода и усталости. Ломило правую руку, которую Керро вывернул, чтобы заставить бросить нож, ломило спину, ушибленную при падении, дергало скулу, отмеченную синяком.
И вдруг девушку прострелила от макушки до пяток внезапная мысль: у неё ведь есть пистолет! И Алисин нож! А если бы она помнила об этом утром, когда потекла крышей? Если бы открыла пальбу? Если бы начала размахивать не тычковым ножом, а…
Айю заколотило от запоздалого ужаса.
Очки ей захотелось посмотреть, идиотке. Любопытно, блин, стало…
Ледяными пальцами она прикоснулась к синяку на щеке. Боль соединяла с реальностью, напоминала о том, чем бывает чревата глупость. Конечно, Айя и вправду плохо знала жизнь и нравы чёрного сектора, только вот плохо знать — это одно, а вести себя дура дурой — совсем другое. Именно об этом ей сегодня говорил Керро. Жаль, она не поняла.
Да, пора бы мисс Геллан повзрослеть, если она собирается остаться здесь.
А она собирается? Айя замерла, раздумывая. Что ждёт её в родной корпорации? Конечно, лаборатория и опыты. А потом утилизация по девяносто девятому меморандуму…
Значит, как бы ни хотелось вернуться к прежней жизни — это вряд ли удастся. То есть, остается только один вариант — получить обещанный Керро «адекватный процент» и свободу. А потом как-то затеряться, исчезнуть, залечь на дно. Чтобы не вспоминали, не искали… И прожить остаток дней здесь. Или, может, в каком-то из белых секторов? Потому что в чёрном она долго не протянет даже с деньгами.
Блин. А сколько денег у него просить? Цифирь затребовал меньше двадцати процентов. Но он помогает. Тогда как Айя только путается под ногами и осложняет жизнь. С другой стороны, хакер всего лишь на подхвате, а она — непосредственно товар. Угу, круть. Но продает товар и торгуется за него Керро. Без него охотников на этот товар будет до чёрта и ни одному не придет в голову больной идеи что-то там Айке предлагать. Ха-ха.
А ведь, попади она в руки кому-то более циничному, могла бы уйти частями. К примеру, что стоит отвести её к уличному доку и распродать фрагментами? Или наоборот. Предложить целую Айю «Мариянетти». Тем более, когда они узнают, что девчонкой заинтересовались в «Виндзоре», наверняка постараются перебить цену…
Безумные мысли разной степени бредовости теснились в голове, грозя разорвать череп. Айя потерла глаза, разгоняя сон.
Холод медленно забирался под одежду…
Трое, наблюдающие эти метания, должно быть, усмехаются. Интересно, захочется ли им продолжать игру в Айкину удачу? Одно дело — абсурдное безлимитное везение одной отдельно взятой идиотки-корпоратки. И совсем другое — безлимитное везение лабораторной крысы, в которой начали просыпаться инстинкты улицы. Это уже не так весело. Таким везение всегда строго дозируют. Керро снова прав — лафа вот-вот может закончиться.
Что он там говорил? Намерения не значат ничего, значит результат? Его намерения могли быть какими угодно, но результат говорил сам за себя. Только Айя, искорёженная страхом и паникой, умудрилась не понять очевидного. А теперь вспомнила, как льнула к Керро Алиса. Она доверяла ему! Абсолютно. Да и вообще все кролики считали его своим. Он умудрился заслужить безусловное доверие бригады психопатов, которое ни до, ни после него заслужить не мог никто. Для этого мало уметь втираться. Для этого надо быть, по меньшей мере, очень честным. Теперь понятно, почему Алиса так удивилась словам Айи о непонятности Керро — на ее взгляд, сложно было найти человека проще.
Пока Айка терзалась размышлениями, ноябрьская ночь становилась всё морознее. Руки и лицо девушки уже онемели от холода. Хотелось спать. Согреться, наконец. Но спальник один на двоих. Как туда лечь? Керро, конечно, уже не совсем чужой, но и не настолько близкий, чтобы спать под одним одеялом. Разумеется, усталость и озноб помогут перебороть неловкость, но пока еще можно терпеть.
Айя села на обломок бетона и подула на ладони. Чёрт, холодно-то как. Она усмехнулась сама над собой — да, холодно. Не желает ли мисс Геллан вернуться в удобства корпоративного сектора? К теплу, душу и чистоте? И в этот миг, наконец, совершенно определенно и остро осознала — нет. Не желает. Никогда больше. Ни за что.
* * *
Утром Рекс еле-еле разлепил глаза. Голова не болела, выпил он накануне совсем мало — две-три стопки, не больше, но спать хотелось…
— Давай, давай, поднимайся, не на курорте, — тряс его за плечо Ирвин.
Молодой сел, потер ладонями лицо, с хрустом зевнул.
— Ага, — сказал он и начал обуваться, радуясь про себя,