Читать «Дочери Темперанс Хоббс»

Внезапно в щеку Ливви Хасселтайн влетел крупный комок, и по всему ее лицу растеклась отвратительная слизкая жижа. Бедняжка выронила корзину и кинулась наутек, продолжая ощущать тошнотворный привкус сырой земли, смешанной с овечьим навозом.

– Убирайся! – прокричал ей вслед один из мальчишек, в то время как его товарищи, словно свора озлобленных псов, бросились в погоню за жертвой.

Девчушка стремительно неслась прочь, а позади, точно крылышки напуганной пташки, трепетал подол ее плаща. Когда мимо уха пронесся еще один грязевой ком, Ливви ссутулилась, безнадежно мечтая превратиться в крошечную и незаметную.

Дощатые заборы и массивные каменные хлева плотно жались друг к дружке по обе стороны дороги. Промозглый, характерный для поздней зимы туман настолько сгустился, что Ливви не могла разглядеть за изгородями практически ничегошеньки – лишь слышала тихое ласковое мычание коров, хруст пережевываемой ими травы да изредка бычий рев.

Ливви задрала подол юбки до колен и помчалась, громко стуча каблуками по покрывшимся тонкой ледяной корочкой лужам. Свернув налево, беглянка увидела дыру в заборе и нырнула туда в надежде, что не ошиблась. Девочка протиснулась меж тесно скучившихся от холода кудрявых овец, которые легонько похлопывали по ее коже мягкими подвижными ушами, и соскользнула вниз по влажному земляному пригорку. Чепец слетел с головы Ливви, словно его сорвали незримые пальцы, и на глаза ей упала светло-каштановая челка. Бедолага обернулась и вгляделась в плотную серовато-белую пелену, опустившуюся на деревушку Истторп – этот гнусный уголок земли, где ей не было совершенно никакого житья. Интересно, сколько их? Силуэты троих мальчишек обретали все более четкие очертания. Ливви уже слышала тяжелое дыхание нагоняющих и их ритмичный топот.

– Эй ты, дьявольское отродье! Проваливай, а то не поздоровится!

– Куда она побежала?

– Туда!

– Вон она! Вижу!

Очередной ком грязи пронесся сквозь туман и, не долетев двух метров до Ливви, шмякнулся на землю. Девочка побежала еще быстрее. Ее шерстяные чулки сползли уже до самых колен.

Ливви совсем запыхалась, а щеки ее залились ярко-алой краской, ведь спасаться от погони малышке приходилось нечасто. Хасселтайн редко покидала свой временный дом. Она предпочитала сидеть у теплого камина, вороша кочергой догорающие угольки, либо помогать хозяйке с уборкой или шелушением гороха. Вот и появляться на людях сегодня было огромнейшей ошибкой. Ливви была слабенькой девочкой, и ей ничего не стоило подхватить хворь. Кожа бедняжки разгорячилась и покрылась испариной. Ливви, как никогда, мечтала очутиться на душном спокойном чердаке, улечься на соломенный тюфяк в обнимку с псом и наблюдать за безмятежным сном четвероногого друга, ощущая под ладонью биение его маленького сердечка. Оказаться бы сейчас в безопасности, под крышей дома, вдали от посторонних глаз.

Глаза Ливви намокли, но не от слез, а от налипшей на ресницы грязи. Плакать девочка даже не собиралась.

– Мы поймаем тебя, малявка! – выкрикнул один из преследователей, и овцы тревожно заблеяли, испугавшись громкого мальчишечьего хохота.

Шерстяное платье девочки пропиталось потом, отчего потемнело в подмышках и на спине, а ее рваная челка прилипла к взмокшему лбу. Сквозь белую пелену беглянке удавалось лишь отличать коричневые хозяйственные угодья от зеленых, усеянных овцами и пузатыми бодающимися друг с дружкой козами.

Туман рассеивался перед глазами и сгущался позади, словно во сне. Ступни Ливви не касались земли, а мокрые земляные комья приземлялись где-то далеко позади. Бедняжка Хасселтайн тяжело дышала и вглядывалась во мглу. Вскоре девочка увидела полдюжины овец. Кучерявые животные спешно разбрелись по сторонам, подобно кругам на воде, освободив беглянке путь. Звуки погони упорно не затихали.

Впереди замаячил силуэт, напоминающий очертания дома. Перед ним выстроился ряд деревьев. Ливви буквально раздвигала локтями туманные стены, порывисто выдыхая и проталкиваясь вперед что было мочи. Деревья были старыми, могучими и казались девочке незнакомыми. В голове юной Хасселтайн промелькнула мысль, что маменька бы пожурила ее за это незнание, но спустя несколько мгновений она поняла: «Нет! Я знаю, что это. Это же ясени! Я – молодец». Ливви юркнула за необъятный ствол векового дерева, сплошь утыканного старыми сучьями, массивные ветви его свисали чуть ли не до самой земли. Девочка вжалась в ясень, изо всех сил стараясь слиться с корой. Грудь бедняжки продолжала высоко вздыматься. Чтобы не издавать шума, Ливви задержала дыхание, и ее ноздри раздулись.

– Куда она запропастилась?

– Смотрите! Следы!

Далеко ли они? Судя по голосам, совсем близко. Артерия на шее девочки бешено пульсировала. Под пальцами крошилась отсыревшая кора древнего ясеня.

– Бежим туда!

Ливви слушала шаркающие шаги преследователей и бесчисленные проклятия с ругательствами, которыми они сыпали в ее адрес.

Ворчание и шмыгающие звуки утираемых рукавами носов стихли, и трое мальчишек, чьих имен Хасселтайн не знала, сбежали с небольшого пригорка, а затем перепрыгнули через каменистый ручеек, что прорезал дно долины, – сперва один, затем второй и, наконец, третий. Ливви продолжала стоять затаившись.

Преследователи не переставали звать девочку, зачерпывать горсти земли с мелкими камешками и запускать их в беспроглядную мглу – туда, куда, по их мнению, побежала Ливви. Мальчишки устремились вдоль ручья и слегка отдалились.

Ливви приподняла подол юбки и на цыпочках заторопилась в сторону смутных очертаний каменных стен, витражей и заостренной крыши. Достигнув того места, куда падала тень здания, девочка с удивлением обнаружила, что это был вовсе не обычный сельский дом, а церковь. Один из торцов здания венчал не слишком выдающийся шпиль, а мрачные узкие окна имели стрельчатую форму, характерную для готической архитектуры.

«Собор Пресвятой Девы Марии».

Маменька предостерегала Ливви, что ей следовало держаться подальше от всего папистского.

– Нет, здесь девки нет, – прокричал вдали мальчишечий голос.

– Вернемся! – предложил один из задир.

Девчушка тихонько подкралась к тяжелой дубовой двери с монументальной железной задвижкой и петлями и надавила на нее плечом. Та со скрипом отворилась. Скользнув внутрь, беглянка заперлась и наконец очутилась в относительной безопасности.

В соборе было темно, сыро и довольно прохладно. Трясясь от холода, Ливви скрестила руки на груди и проследовала вглубь мрачного зала. Свечи, установленные на кованом алтарном подсвечнике, отбрасывали тусклые блики на расположенные рядами скамьи и озаряли снизу скульптуру Богоматери