Читать «Сокол Спарты»

Conn Iggulden

THE FALCON OF SPARTA

Copyright © Conn Iggulden, 2018

Перевод с английского Александра Шабрина

Серия «Железный трон. Военный исторический роман»

© Шабрин А.С., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Моему сыну Кэмерону,

посетившему Спарту

вместе со мной

В 401 году до н. э. персидский царь владел империей от Эгейского моря до северной Индии.

В его власти находилось полсотни миллионов подданных, и войско его было огромно.

И только Спарта с Афинами, действуя сообща на суше и на море, обращали его вспять.

В Вавилоне царил зной, под которым скворцы, разевая клювы, являли наружу темные язычки. За толщей городских стен солнце неистово пылало над теми, кто работал в полях. Шествуя посередине дороги, Царь Царей поблескивал то ли от масла, то ли от пота – от чего именно, его сын сказать затруднялся. Отцова борода, тоже блестящая от позолоты, курчавилась тугими колечками – такая же неразлучная его часть, как запах роз или золотое шитье мантии, колышущейся в такт движениям.

Воздух припахивал жарким камнем и хвоей кипарисов, застывших под выцветшей синевой неба черными наконечниками. Соседние улицы были загодя очищены от своих обитателей – ни старика, ни ребенка, ни даже курицы, которая осмеливалась бы корябать землю на глазах у царевых стражников, оцепивших место прогулки своего могучего властителя. Тишина зиждилась такая, что можно было расслышать тонкий щебет птиц.

Улицу Нингал устилали пальмовые ветви, хрусткие под ногой и еще не утратившие своей зелени. Ни дуновения, ни дурные запахи не прерывали неспешных назиданий отца. Ведь речь шла ни больше ни меньше о самом существовании высочайшего дома, так что ни приближенным, ни соглядатаям не надлежало в это время даже пребывать вблизи. Повеление очистить к рассвету улицу по всей ее длине начальник стражи счел царственной причудой. Правда же состояла в том, что некоторые из слов предназначались не для сторонних ушей. О том, что этих самых ушей при дворе в избытке, царь знал досконально. Слишком уж много сатрапий[1] и царств, больших и малых, было попрано его сандалиями. Девять десятков правителей и наместников всех мастей платили своим доносчикам за наушничанье, и тысяча царедворцев толклась локтями за свое положение при троне. Так что даже обыкновенная прогулка наедине с сыном (удовольствие, доступное любому пастуху) была нынче роскошью под стать рубинам, ценностью наравне с «лучниками» – толстыми, золотыми с изображением Дария, что гуляли по просторам его державы.

При ходьбе отрок-царевич то и дело бросал на своего отца взгляды, полные преданности и немого обожания. Он силился походить на царя в том числе и походкой, но, чтобы не отставать, ему требовалось то и дело прибавлять по полшага, и выходили какие-то несуразные подскоки. Дарий, казалось, этого не замечает, но сын-то знал, что от отца не ускользают никакие мелочи. Секрет долгого правления Дария состоял в его мудрости. Если бы мальчика спросили, он бы с жаром воскликнул, что его отец не ошибается никогда и ни в чем.

В дни, когда вершились суды, Дарий восседал над своими самыми могущественными сатрапами; над военачальниками, чьи рати исчислялись десятками тысяч; над правителями стран дальних, как луна, и изобилующих несметными богатствами. Царь отстраненно слушал, временами поглаживая бороду, и на руках его оставались следы от позолоты. Иногда он рассеянно пробовал от виноградной грозди в золотой чаше, которую держал подле него коленопреклоненный раб. За всей этой мнимой неспешностью Дарий прозревал суть и выносил суждение уже тогда, когда его советники еще лишь спорили и взвешивали доводы. Артаксеркс мечтал уподобиться в этом отцу, а потому слушал и постигал, усердно постигал и прилежно слушал.

Город был тих настолько, насколько это способны обеспечить тысячи стражников, приткнувших клинки к шеям возможных нарушителей. Царевы военачальники понимали, что при любом ослушании венценосный гнев падет на них, а потому отец и сын шли так, словно были единственно живыми в этом мире с его пылью и солнцем, которое, клонясь к закату, привносило облегчение от тягостного дневного зноя.

– Вавилон был некогда сердцем могущественного царства, – молвил Дарий голосом мягким, скорее учителя, чем воина.

Сын поднял голову; глаза его были ярки.

– Но Персия все равно могучее. Ведь правда?

Отец улыбнулся сыновней гордости.

– Разумеется. А как же иначе? Персия в десятки раз превосходит потуги древнего Вавилона. Границы моих владений человеку не обойти за всю свою жизнь – и не то что одну, а даже несколько. Однако, сын мой, царство не досталось мне даром. Когда от рук убийц пал мой отец, тиара перешла моему брату. Он принял ее с еще не просохшими от слез глазами, но не прошло и месяца, как жизнь отняли и у него.

– Но ведь ты отомстил тем, кто его умертвил? – желая нравиться отцу своей почтительностью, спросил Артаксеркс.

Царь Царей остановился и обратил лицо к солнцу, словно пытаясь лучше разглядеть свои воспоминания.

– Да, сын мой, – смежив веки, отозвался он. – Когда в тот день взошло солнце, нас было трое. Трое братьев. А к вечеру я остался один. Я был обагрен кровью, но я стал царем.

В глубоком вздохе Дарий скрипнул шитьем мантии поверх тонких нижних шелков. Его сын в безотчетном подражании тоже выпрямился. Артаксеркс не знал, зачем отец призвал его к себе и отчего даже телохранители из отряда Бессмертных нынче что-то не на виду. По разговорам, его отец не доверял никому, однако сегодня он прохаживался один, наедине со своим первенцем и наследником. От такого доверия четырнадцатилетний Артаксеркс светился гордостью и блаженством.

– Сыновей у правителя должно быть несколько, – продолжал отец. – Смерть приходит неуловимо и внезапно, подобно ветру пустыни. Она может сомкнуть на тебе когти при падении скакуна или от пущенной стрелы. Столь же губительны бывают яд и людское коварство, испорченное мясо или насланная злыми духами лихорадка. В таком мире царь с единственным сыном – это вызов богам, не говоря уже о врагах, коих множество.

Дарий, заложив руки за спину, прибавил шагу, и Артаксеркс был вынужден поторопиться, чтобы не отстать. Когда он поравнялся с отцом, тот повел речь дальше:

– Но когда этот первенец, это твое возлюбленное дитя выживает и входит в возраст, становясь мужчиной, то начинается другая игра. Если он располагает братьями, драгоценными для него в годы отрочества и юности, то со временем они становятся единственными на свете, кто способен его всего лишить.

– Кир? – оторопел от внезапной догадки Артаксеркс. Несмотря на осторожность, на благоговение перед отцом, сама мысль о том, что его младший брат может когда-нибудь обернуться для него врагом, заставила глаза царевича дерзко сверкнуть. – Отец, да разве ж он мне недруг!

Дарий развернулся на месте. Полы его мантии