3 страница из 32
Тема
аэродроме. Такая уж должность у старшего лейтенанта — заместитель командира авиаэскадрильи по строевой части. Это его обязанность сделать из нас, бывших рабочих, колхозников, студентов — из «шпаков», как любит говорить Клюев, — настоящих людей. В его понимании только солдат с отличной выправкой и веселым взглядом — настоящий человек.

«Становись! Р-р-равняйсь! Смир-р-но!» — самые любимые слова Клюева.



Правда, иногда он бывает многословен, и тогда в его лексиконе появляются более обширные фразы, вроде: «Грудь вперед! Живот убрать! И не шевелись!» Однако это лишь дополнение к излюбленной команде «Смирно».

Теперь двенадцать отличников, выпускников училища, направляемых в действующий полк, Клюев сопровождает к вокзалу.

— Смир-рно!

Клюев в последний раз придирчиво осматривает строй уже бывших курсантов.

— Р-разойдись!

Гудит паровоз. Мы подносим руки к пилоткам и щелкаем каблуками. По уставу. С особым шиком. Как учил Клюев. А он просто обнимает нас за плечи и целует. Это не по уставу.

Глава 2

Новички

Мы прибыли в полк. Хотя он и называется действующим, но расположен далеко от фронта. Поэтому, если забыть про голодный тыловой паек, здесь еще не чувствуется войны. По утрам построение, поверка, короткая политинформация о положении на фронтах. Сводки Совинформбюро скупо сообщают об оставленных городах. Летчики молча расходятся по самолетам.

Каждый день тренировочные полеты. Почти как в училище.

Вечером мы идем в театр. Тщательно надраенные сапоги на версту разят густым запахом ваксы.

Мне кажется, что спектакль сегодня только для отвлечения мыслей от тревожной действительности, только для того, чтобы забыть на миг самое главное — войну. Но она напоминает о себе размеренным шагом кирзовых сапог. Выйдя на сцену, посыльный из штаба, смущаясь, одергивает гимнастерку:

— Товарищи летчики! Приказано явиться на аэродром!..

Негромкие хлопки стульев, шарканье сапог по полу. На миг умолкшая музыка продолжается с оборванного такта. Жизнь идет своим чередом.

Семь километров от театра до аэродрома преодолеваем бегом. Рядом с аэродромом виднеется длинный эшелон из теплушек и платформ.

— Самолеты на платформы!

— Первая эскадрилья! Вторая!

— На посадку.

Посредине теплушки железная печурка-«буржуйка». Тепла от нее почти нет. Температура не выше, чем на улице. Эшелон то стоит сутками в чистом поле, то идет не останавливаясь мимо станций.

Каждый из нас уверен, что стоит только нам попасть на фронт — и тут же изменится ситуация всей войны в нашу пользу. Скорей бы уж пришел наш эшелон на фронт!

И все же невольно задумываемся: как мы будем воевать? Самолеты у нас У-2. Небесные тихоходы, простейшие учебные самолеты, собранные по военным училищам и сибирским аэроклубам, предназначенные только для учебных полетов начинающих летчиков.

Через год, когда полк, преклонив колено перед боевым знаменем, даст клятву гвардейцев «Ни шагу назад!», новичкам не придется ломать голову в поисках ответа на этот элементарный вопрос: как воевать?

О подвигах гвардейцев будет знать вся страна. А сейчас выгруженные с платформ самолетики стоят на подмосковном аэродроме рядом с грозными истребителями и бомбардировщиками, и такой у них вид, что не приходится обижаться на кличку «кукурузник», которая прочно пристала к нашему У-2[2].

С каким нетерпением и волнением мы все ожидаем первого боевого вылета! Ни у кого из нас еще нет боевого опыта, никто, за исключением командира полка, комиссара и штурмана, даже не представляет, что такое война.

Большая поляна с укатанной полосой снега — аэродром. Наш полк размещен в избах, где еще недавно жили немецкие летчики. По всему видно, что фашистские асы устраивались здесь прочно и надолго. Правда, говорят, что каждому из них фюрер обещал более комфортабельное жилье в самой Москве. Но случилась неувязочка — прогнали отборные войска фюрера от русской столицы! Сбежали эти асы, оставив всю аэродромную технику, емкости с горючим, запасы бомб, снарядов и патронов. Оставили в избах, помимо запасов консервов и шнапса, расклеенные по стенам вырезки из солдатских журналов и портреты своего обожаемого фюрера.

Наш командир эскадрильи посмотрел на эти залепленные бумажными картинками стены и не вытерпел:

— Отдраить! И чтоб духу их!..

Он первый засучил рукава. К вечеру свежепобеленные стены сверкали чистотой.

Вскоре пришел боевой приказ. Первый боевой приказ по полку. Первый боевой вылет. Готовимся к нему, как к выпускному экзамену, который недавно прошел для нас в военном училище. Предстоящая цель — вражеский аэродром близ города Юхнова.

Помимо нас, летных экипажей, на аэродроме собрались все свободные от нарядов и службы работники штаба и батальона аэродромного обслуживания. Здесь даже машинистки и девчата из санчасти. Мы видим их восторженные взгляды и чувствуем себя именинниками.

Темная ночь. Редкий снежок ухудшает и без того плохую видимость. Плывут внизу черные кляксы лесов по серой промокашке снега. Кое-где виднеются пятнышки деревушек, едва угадывается дорога, скрытая снегом речушка. Не уклониться бы с курса, выйти бы на цель… Для этого надо непрерывно сравнивать карту с местностью. Включаю у себя в кабине свет и раскладываю на коленях планшет с картой.

— Во-о! Устроил иллюминацию! — возмущается мой летчик Федор Маслов. — Выключай, слепит!

— Федя! Мне же надо сориентироваться! Я на минутку!

Я понимаю: темнота — наша единственная защита, но я боюсь отклониться в сторону, мне необходимо вывести самолет на цель! Быстро сравниваю карту с местностью — идем правильно. Свет горел какую-то минуту, но за это время самолет успел отклониться от курса. Как же я не додумался раньше до простейшей вещи: заучивать маршрут полета на память? Позже это войдет в привычку и не раз выручит в самой сложной обстановке. Я с волнением вглядываюсь в очертания плывущей внизу земли и стараюсь увидеть, где же линия фронта. Будто угадав мои мысли, шевелится в своей кабине Федор.

— Скоро ли эта чертова линия? — спрашивает он.

— Наверно, подходим.

— А ты не наверно, ты — точно!

— Что, Федя, коленки трясутся?

— Так же, как у тебя, — парирует мое злословие Федя. — Вылет-то первый.

— Первый, — миролюбиво соглашаюсь я.

А тут из темной глубины леса, что распластался под нашим крылом, вдруг поднимается извилистая цепочка желтых светляков и тянется в сторону самолета.

— Во-о! — восклицает Федор. — В нас метят! Значит, прошли линию фронта?

— Выходит, прошли.

Вторая очередь проносится ближе. Желтые пунктиры пулеметной трассы уже не извиваются, а со свистом рвут воздух равными промежутками: вжик-бам, вжик-бам!..

Но вот впереди изгиб дороги, за ним лесок, близ которого — цель. Ну-ка, штурман, чему тебя учили в военном училище? Напряженно вглядываюсь в лесной массив. Вот на опушке какие-то бесформенные пятна… Да это же самолеты, замаскированные срубленными стволами елей!

— Самолеты! Федя, самолеты!

— Где? Не вижу.

Федя вертится на своем сиденье, высовывает голову за борт кабины, и… самолет уходит в сторону!

— Эх, ты! — в сердцах восклицаю я. — Сошел с боевого курса! Давай заходи снова. Вдоль кромки леса.

Федя разворачивает самолет и заходит снова. Мне видно, как внизу начинают взрываться бомбы, сброшенные с других самолетов, а небо исчерчивают сверкающие трассы крупнокалиберных пулеметов. Но Федя