Анатолий Мусатов (АМУС)
Короли садов Мамоны
Глава 1
Ещё сверху, спускаясь с Братеевского Князев увидел рынок у марьинского метро. Владимир вспомнил, что Ольга просила купить маринованных огурцов и черемшу. «И сигареты надо прихватить», – машинально подумал он, выбираясь из плотного потока машин на поворот.
Людской водоворот, толчея и сутолока вызвали у Владимира унылое раздражение. «Поберегись!..», – донеслось вдруг сзади, вместе с нарастающим шлёпаньем колёс по грязи. – «Посторонись… в стороночку, пожалуйста!..». Князев едва увернулся от надвигавшейся на него тележки, доверху груженой грудой коробок. Своим маневром он чуть было не сшиб какую-то тётку. Смачная теткина ругань стала предвестником его несчастий. В следующее мгновение с тележки, в результате крутого маневра, сверзились все коробки. Оторопевший Князев тут же был забрызган ядовито-вонючей грязью:
– Ох, ты, мать честная, хрен криворукий! Что же ты, обалдуй, сделал! – едва смог выговорить пришедший в себя Владимир. Рабочий, успевший выйти из ступора, в который его повергла случившаяся катастрофа с грузом, ответствовал Князеву в его же стиле:
– Хавало своё нужно разевать меньше! Из-за тебя всё получилось, а ему кто-то виноват, видите ли!
Выпрямившись, он вдруг внимательно оглядел Князева. Усмехнувшись, с какой-то непонятной интонацией в голосе, добавил:
– Да ладно, мужик, не расстраивайся, счас будет всё путём! Пойдем ко мне в бытовку, там есть у меня щётки и вода. Только вот ящики соберу.
Скинув измазанный грязью когда-то ярко-оранжевого цвета жилет, рабочий мотнул головой на противоположный угол:
– Вон вода, щетки и поролон, им хорошо грязь оттирать. Я сейчас приду. Не переживай, сюда никто не придет, а если хочешь, я тебя закрою.
Владимир кивнул головой. Прекрасно! Пусть этот работяга как раз сделает то, ради чего он здесь:
– У меня к вам большая просьба, пока я тут буду чиститься. Если вас не затруднит, не могли бы вы кое-что купить? За мной не заржавеет.
Объяснив рабочему, что ему нужно, Князев сунул тому деньги. Всё время, пока он возился с одеждой, не мог отделаться от странного чувства, происхождение которого никак не мог объяснить. Щелкнувший замок прервал его размышления.
– Получай заказ, – сказал мужчина, выкладывая на стол из пакета небольшой сверток. – А вот это для нас, – добавил он, вытаскивая оттуда же бутылку водки, хлеб и ещё что-то, завернутое в бумагу. – Я тебя не очень задержал? – ухмыльнулся он, всё так же странно глядя на Князева.
– Да нет, всё в порядке. Я как раз закончил, остальное дело химчистки.
Рабочий присел на край грубо сколоченной скамьи. Критически оглядев, стоящего перед ним Владимира, сказал всё с той же необъяснимой усмешкой:
– Узнаю «брата Колю». Хотя ты на «денди» сейчас не очень тянешь, но всё такой же, – огурцом! Не, тебя и вправду годы не берут. Ну, да ладно, садись за стол. Сейчас по стакашке хряпнем за столь чудесное явление божьей милости остальному народу в моем лице.
Пока рабочий возился на столе, Князев с крайним недоумением обмозговывал сложившуюся ситуацию: «Странный мужик… с присвистом, что ли? Впрочем, этот явно тянет на алкаша, а они все такие…». Глядя на сомнительное пойло, дипломатично ответил:
– Не могу, шеф, извини, за рулем я. Так бы за милую душу, был бы повод…
Мужчина хохотнул и покрутил головой:
– Повод, говоришь? – как-то весело и с вызовом произнёс он, – сейчас будет тебе и повод. А что, мой дорогой Володичка, неужто я и вправду так сильно изменился, что ты, мой бывший лучший дружок, не можешь меня признать?
Стоявший перед ним седоватый мужчина с мятым, заросшим лицом, наверняка зацепил шестой десяток. Нервно дрожащие, узловатые пальцы чисто волевым усилием сжимали стакан. Его сутулый, костистый остов довершал образ типичного представителя люмпенской «знати». Сознание Князева категорически отказывалось вписывать стоявшее перед ним «нечто» в круг своих знакомых. Пожав плечами. Князев вежливо полюбопытствовал:
– А откуда вы меня знаете? Впрочем, не вы ли делали ремонт у меня года два назад?
Мужчина пожевал губами. Меланхолично мотнув головой, хмыкнул:
– Точно, шеф, а ведь вспомнил! Это делает честь твоей памяти. А-а-пракинем по поводу!
Содержимое стакана, булькнув, исчезло в его горле, а энергичный хруст огурца подтвердил успешное окончание действа. Шумно выдохнув, рабочий отставил стакан. Заметив на лице Князева недоумённо-озабоченную мину, мужик намеренно деловым тоном произнёс:
– Да будет так напрягаться! Мало ли фантазий бродит в голове у алкаша. Извини, если что не так…
Князев пробормотал что-то вроде «да ладно, ничего, бывает…». Как-то неловко, боком продвигаясь к двери, он уже было открыл её, как вдруг услышал:
– Эй, милый мой Маню, как поживаешь? Привет тебе от Ролана…
Князев не сразу осознал эти несколько слов, настолько это показались они ему неправдоподобными. Но едва до Владимира дошел их смысл, он, изумленно покачивая головой, выдохнул:
– Не может быть! Неужели это ты, Андрей?!
Нахлынули потоком воспоминания, как будто и не было многих десятков лет, под гнётом которых исчезла, выветрилась восторженность и романтика юных душ. Это было время, когда экранные герои Алена Делона и Лино Вентуры творили кумиров. Время, когда двое неразлучных приятелей, выходя из темноты кинозала, мужественно сдерживая слёзы, старались не заметить их в глазах своей спутницы. И, прощаясь на студенческие каникулы, обнимались, говорили друг другу: «До свидания, мой милый Ролан…», «Не забывай меня, мой дорогой Маню…».
В кабинете главврача все так и светилось от гневной ауры четырех возмущенных женщин. Изрядная часть гневной субстанции отражалась на слегка одутловатом лице большой, грузной особы. Явно перегруженное ее телесами кресло жалобно скрипело. Андрея увлекла очевидная картина неотвратимой и близкой катастрофы. На мгновение позабыв о ситуации, по причине которой находился здесь, он невольно пару раз хмыкнул.
Это не осталось незамеченным. Одна из стоявших около стола, этакая маленькая, ладненькая бабенка, (на ней даже халат сидел как-то борзо), всплеснула такими же маленькими и ладненькими ручками. И будь тут посторонние люди, несведущие об иерихонском свойстве голоса сей бабенки, то непременно случилась бы с кем-нибудь из них неприятная неожиданность, – так она взревела. Голуби, сидевшие на подоконнике, несмотря на двойные стёкла, сорвались с места, будто над ними внезапно раздался удар грома:
– Нет, вы посмотрите на него! Тамара Витальевна, он еще смеется! Ему плакать надо! Он ухмыляется, вишь ты! Разломал аппарат, то так и скажи, а не строй из себя цацу обиженную! Тамара Витальевна, добрейшей души человек, простит, если отдашь, что вытащил оттуда. Уйдешь по-хорошему…
Но это, по-видимому, не входило в планы её дородной соседки. Подключив свой фальцет, на который перешла от переполнявшего её негодования, она трагическим воплем озвучила свой контраргумент:
– Да ты что, Зина Ивановна, аппарат стоит пятнадцать тысяч, не списанный! Он его раскурочил, а я буду отвечать! Я не просила переносить его в подвал! Кто ему об этом сказал, я не знаю, но пока аппарат не восстановят, я ничего подписывать не буду!