Читать «Ведьмы. Запретная магия»

пока нет оценок

Луиза Морган

Ведьмы. Запретная магия

* * *

Светлой памяти моей матери, Джун Маргарет Бишоп Кэмпбелл. Да не прервется твой род

1821 год

Слоистые облака холодного угольно-серого оттенка плыли по небу то в одну, то в другую сторону, отражая плещущиеся внизу волны. Они заволакивали звезды и луну и затемняли морской берег – так же, как и прилегающую к нему узкую дорогу. За ней, в поле, где возвышались каменные столбы, вокруг небольшого костра стояло несколько фургонов. Язычки пламени плясали на встревоженных лицах собравшихся у огня людей и отражались в глазах норовистых лошадей. Единственными звуками, не считая потрескивания горящей древесины, были плеск и шипение невидимого моря. Пламя отбрасывало неверный свет на менгиры, казалось, заставляя камни менять свое многовековое положение, покачиваться и дрожать, словно ночные призраки.

Маленькая Нанетт захныкала и спрятала лицо в складках грубых юбок своей сестры Луизетт. Старшие представители семейства Оршьер нервно озирались и переглядывались.

На месте двух камней, завалившихся на бок еще в какую-то давно забытую эпоху, образовалась небольшая ямка для огня, на котором, шипя и обдавая брызгами угли, была поджарена пара кроликов. Теперь их уже и след простыл: мясо было съедено, а косточки закопаны в золу. Одна из женщин подбросила дров в огонь и посторонилась, уступая место своей бабушке.

Бабушка, или, как ее называли, Grand-mère[1], Урсула обошла по кругу яму для костра, неся в руках кувшин с соленой водой, которой она окропляла землю и при этом что-то чуть слышно бормотала. Закончив, она несколько раз потрясла своей дубовой клюкой над головой и прошептала скороговоркой целый поток каких-то слов. Весь клан в напряженном молчании наблюдал за тем, как, отложив клюку, она полезла в холщовую сумку в поисках магического кристалла. Взяв камень обеими руками, она занесла его внутрь освященного круга, а затем подняла перед собой так, чтобы в нем отражался свет пламени.

Это был обломок кристалла, откопанного на речном берегу еще прапрабабушкой бабушки Урсулы. Его край был стерт и отшлифован настолько, что почти приобрел круглую форму. Он представлял собой неограненный кварц, такой же шероховатый, каким его когда-то вытащили из грязи.

В магическом кристалле появилось алое свечение, он вспыхнул, как будто зажегся изнутри, слегка напоминая адское пламя, которого так боялись христиане. Его свет отразился на морщинистом лице бабушки Урсулы и замерцал в ее черных глазах. Подняв голову, Нанетт украдкой выглянула из-за сестринских юбок и снова спрятала глаза, уверенная, что горящий камень обожжет бабушке руки.

Урсула что-то напевала себе под нос, поворачивая кристалл и всматриваясь в его глубину. От звуков ее потустороннего голоса присутствующие чувствовали, как по затылку ползают мурашки. Она была величайшей из ведьм, унаследовавшей всю полноту силы рода Оршьер, и даже сердца тех, кто был к ней особенно близок, преисполнились благоговения от созерцания того, как она ее использовала.

Мужчины обеспокоенно затоптались на месте, всматриваясь в дорогу, ведущую от города Карнак. Женщины зацокали языками и притянули к себе детей – подальше от тьмы вокруг.

Каждый член клана в этот день испытывал страх. Слух об еще одном сожжении донесся до ушей мужчин, когда они отправились в Карнак за бобами и чечевицей. Нанетт слышала их рассказ, хотя, лишь повзрослев, смогла полностью понять его.

Это произошло в городе Ван, расположенном неподалеку. Поговаривали, что некий молодой и амбициозный священник по имени Бернар выследил ведьму. Он взял на себя обязанность по выявлению соответствующих признаков, а затем на городской площади публично обвинил ее в колдовстве. Архиепископ, хорошо известный сожжениями ведьм, собственноручно поджег костер факелом.

Новости об этом процессе подняли большой шум в Карнаке. Горожане встретили отца Бернара – человека с жидкими рыжими волосами и слишком маленькими для его лица глазами – аплодисментами, стоило тому появиться на рыночной площади. Нанетт захотелось закрыть уши, когда Клод, в спешке вернувшись из города, рассказал о случившемся, но Луизетт отвела ее руки в стороны.

– Ты должна услышать, – сказала она тогда. – Ты должна знать.

– Поговаривают, он так ненавидит ведьм из-за своей матери, – заметил Клод.

– Почему? – спросила Луизетт.

– У нее была опухоль в груди, она умерла в мучениях. Бернар обвинил старуху-соседку – та едва могла слышать и видеть – в том, что она наслала на его мать проклятие.

– Ее даже некому было защитить, – мрачно заметила Луизетт.

– Некому, – согласился Клод. – Провели судебное разбирательство, и уже через час был вынесен приговор.

– Бедняжку сожгли? – приглушенным голосом спросила Анн-Мари.

У Клода вырвался горький смешок.

– Собирались. По приказу Бернара был подготовлен костер, соорудили столб для сожжения. Но старуха умерла в камере ночью перед казнью.

– Наверное, она и ведьмой никакой не была. – Луизетт прижала к себе Нанетт, рассеянно поглаживая ее по плечу. – Но он чувствует себя одураченным.

– С тех пор он и затеял охоту на ведьм.

Над сомкнувшимися в кольцо фургонами нависло мрачное молчание. Дневной свет давно погас. В наполненных солоноватым запахом сумерках стало трудно различать выбоины и ямы на дороге – отправляться в путь до рассвета было небезопасно. Хотя был риск и в том, чтобы оставаться на месте: среди них было лишь трое мужчин, пятеро женщин, кучка детей и старуха. Едва ли они смогли бы противостоять свирепой толпе.

Цыгане всегда находились под прицелом и потому действовали осторожно. Когда людей на этой земле возбуждала жажда крови, когда ими овладевало желание почуять запах горящей плоти и услышать предсмертные крики осужденных на смерть ведьм, закон и доводы рассудка были бессильны.

– Нужно уходить, – произнес Поль, супруг Анн-Мари. – И двигаться на юг.

– Слишком темно, – проворчал Клод.

Луизетт согласно кивнула:

– Опасно для лошадей.

Все понимали, что, кроме как на бабушку, надеяться было не на что.

* * *

Пожилая женщина покачивалась в свете огня. Ее голову окутывало облако седых волос, а морщинистые веки превращались в щелочки, когда она вглядывалась в глубину магического кристалла. Она сама была похожа на менгир: угловатая, неподвластная времени, невозмутимая. Ее тонкие губы шептали слова заклинания, а голос становился то громче, то тише. Сбившиеся в кучку члены клана дрожали от страха.

Спустя какое-то время протяжное пение бабушки постепенно затихло. Она перестала раскачиваться и трясущимися руками опустила кристалл. Когда она заговорила, ее голос зазвучал, как скрипичная струна, вот-вот готовая лопнуть:

– Там есть дом.

– Дом?

Нанетт подняла голову, чтобы увидеть, кто задал вопрос. Это оказалась Изабель, самая пугливая из шестерых сестер. Луизетт вытянула руку, чтобы

Тема