Читать «Уходят все»

Я увидел его вчера. Мы с Джоуи и Мэттом шлёпали с пустыря, и Мэтт обзывался на Джоуи дураком и по-всякому, раз Джоуи сказал, что тот здоровенный паук — это Чёрная Вдова, или как-то так, а мы же видели, что это просто паук, и тут я его увидел.

Мы шлёпали по улице к мэттовскому дому, и ржали во всю глотку, и я поднял глаза, а он идёт по улице нам навстречу, высокий такой, но тут мы свернули во двор, и я про него забыл.

Мэтту пора было домой, они рано садятся ужинать, и его матушка орёт, как резаная, когда он опаздывает и не успевает как следует умыться перед едой, и мы с Джоуи ещё малость поболтались по двору, а потом он тоже пошёл домой. Больше ничего интересного в этот вечер не было.

Наутро я встал пораньше: мы собирались смотаться на ручей на весь день, а идти туда ох как далеко; я наделал себе сэндвичей и сложил их в сумку, потом ещё сунул туда яблоко, и пошёл к Мэтту.

Дверь открыла его матушка. Она вообще-то ничего, и симпатичная такая, по сравнению с другими мамами, только строгая больно, и всегда зовёт меня «Питер» вместо «Пит». У Мэтта в комнате поэтому всегда чистенько, точно только прибрались. На вид ничего, и знаешь всегда, что где лежит, только муторно это, наверно, всё время порядок наводить.

Потом мы с Мэттом зашли за Джоуи. Мэтт всю дорогу помалкивал, как будто хотел мне что-то сказать, но никак не решался. Я подумал, что если он и правда хочет, то скажет рано или поздно. С хорошими друзьями всегда так — не надо всё время болтать о чём попало, зато всё важное в конце концов вылезает на свет божий.

Джоуи всё никак не мог дожевать свой завтрак, и нам пришлось его ждать. Папаша у него странный — сидит себе за столом, уткнувшись в газету, и то и дело бурчит что-то под нос. Я б не смог завтракать под такой аккомпанемент, это точно. Когда люди взрослеют, с ними много странного случается.

Ну вот, Джоуи наконец собрался, и мы вылезли на улицу. Солнышко уже припекало, хоть было только девять утра, и я очень радовался, что ничего не надел кроме футболки. Мэттовская матушка заставила его влезть в шерстяную рубашку, на случай снежного бурана или чего-нибудь в таком роде; он, конечно, запарится в ней, но мамам вечно ничего не докажешь.

Пока мы топали от домов к пустырю, я оглянулся и опять его увидел. Он стоял на другой стороне улицы и разглядывал окна верхних этажей. Мне показалось, что он тоже обернулся и посмотрел на нас, но солнце светило в глаза, и точно было не видно.

Пустырь мы весь излазили вчера, так что особо задерживаться там не стали, только проверили нашу крепость, стоит ли ещё. Иногда другие мальчишки ломают чужие крепости, но наша пока что уцелела.

Тут Мэтт подколол Джоуи: взял листик, скрутил его по хитрому, прилепил к руке, пока Джоуи не видел, а потом уставился на него большими глазами, и испуганно так типа говорит: «Пит…», и я тоже испугался понарошку, а Джоуи, когда увидел, попятился от него, и говорит: «Я же вам сказал, я же вам сказал вчера, я же говорил, это Чёрная Вдова!..» Тут я не выдержал и прыснул, и Мэтт тоже расхохотался, и смахнул листик, а Джоуи растерялся на секунду, а потом до него дошло, и он стал бурчать себе под нос, точь в точь, как его папаша, и мы потом его весь день называли Папашкой.

До ручья мы дотопали только к обеду, и Мэтт по дороге снял свою тёплую рубашку и повязал на поясе. Туда от домов шлёпать мили две с гаком, через пустырь, и через заросли потом ещё пробираться, но такой классный ручей! Мы туда нарочно не ходим каждый день, чтобы не надоело.

Идёшь, значит, через кусты, ничего не видно, а потом — р-р-раз, и перед тобой — овражек, довольно глубокий, и каждый год всё глубже и глубже, разве что когда бывает засуха, наверно тогда не углубляется. А может, и тогда глубже выходит, не знаю. Края у него футов десять высотой, а в этом году дождей было много, так что воды в ручье тоже прилично, и надо спускаться потихоньку, а то сорвёшься и шлёпнешься в грязь.

Мэтт полез первым. Он хорошо лазает, очень быстро, и полез первым, чтобы поймать Джоуи, если тот поскользнётся. Мне-то в общем пофиг, вымажется Джоуи или нет, а вот Мэтту не пофиг. Это у него по жизни так. Ну, вы помните про комнату, да?

Джоуи добрался до Мэтта без приключений, и я тоже полез вниз. Лучше всего повернуться к оврагу спиной, и держась руками за край, потихоньку спускать ноги, пока хватает рук, а потом быстро карабкаться, как будто бежишь назад. Я заметил, когда спускался, как далеко видно на равнине, даже если ты всего на фут выше земли. На целые мили — одни кусты и пыль, пыль и кусты. Мне показалось, что того человека тоже видно где-то там, вдалеке, но тут я поскользнулся, и чуть сам не плюхнулся в ручей. Джоуи бы трепался потом об этом на каждом углу.

Мы пошлёпали вдоль ручья, и наконец вышли к океану. Он ненастоящий, конечно, просто там овраг становится шире, и выходит котловинка, футов пятнадцать поперёк; ручей там глубже, и вода не такая чистая, но зато так классно! Снизу вверх ничего не видно, только кружок голубого неба, и кажется, что мы здесь совсем одни, на многие мили. Мы как-то нашли там старую дверь, и решили, что это будет наш корабль, и обычно никак не выходит его спустить на воду, чтобы не измазаться, и мамы потом ругаются нещадно, но в этот раз всё вышло как по маслу, и мы на нашем корабле выплыли на самую середину океана, только чуть башмаки замочили.

Мы малость поиграли, потом просто сели и стали болтать обо всём, что в голову придёт. Я подумал, как тут хорошо, и все вдруг замолчали, и Джоуи стал говорить тоже, что нам тут хорошо; вышло у него так себе, но мы всё поняли, и сказали, чтоб он заткнулся, а то мы его в воду спихнём. Мэтт прикинулся, что у него на ноге паук — просто сделал испуганную рожу и уставился на свою ногу, а Джоуи заржал, и я вдруг понял, откуда берутся шутки. Это была наша шутка,