Иерусалим правит

В третьем романе полковник Пьят мечтает и планирует свой путь из Нью-Йорка в Голливуд, из Каира в Марракеш, от культового успеха до нижних пределов сексуальной деградации, проживая ошибки и разочарования жизни, проходя через худшие кошмары столетия. В этом романе Муркок из жизни Пьята сделал эпическое и комичное приключение. Непрерывность его снов и развратных фантазий, его стремление укрыться от реальности — все это приводит лишь к тому, что он бежит от кризиса к кризису, и каждая его увертка становится лишь звеном в цепи обмана и предательства. Но, проходя через самообман, через свои деформированные видения, этот полностью ненадежный рассказчик становится линзой, сквозь которую самый дикий фарс и леденящие кровь ужасы обращаются в нелегкую правду жизни.

ФрагментНе имея никакого опыта по части формальных религиозных вопросов, я нередко находил воззрения полковника нелепыми и примитивными. Он утверждал, что всякая социальная стабильность основана на наших усилиях, цель которых — как можно лучше использовать Божьи дары. Мы должны поддерживать и укреплять эту стабильность. Аргументы Пьята, что энтропия — естественное состояние мироздания и что физическая вселенная, находящаяся в бесконечном движении, не является благоприятной средой для развития разумной жизни, представляются мне в каком-то смысле средневековыми, хотя и выражены в терминах современной науки. «Постоянное изменение — главное правило вселенной, — заявлял он. — Чтобы снизить уровень энтропии, мы должны приложить огромные усилия, используя опыт, разум и мораль для создания хоть какой-то справедливости и гармонии из материала Хаоса». Его летающие города должны были стать островами порядка в мире всеобщего безумия. Он ценил идеалы и учреждения демократии, по его словам, «воплощенные в довоенных Соединенных Штатах». Единственное движение, на которое он до самой смерти жертвовал деньги, — это «Гринпис». «Я разделял любовь к природе со всеми подлинными нацистскими лидерами, — говорил мне Пьят. — Мы были великими защитниками природных ресурсов задолго до того, как это стало модным». Он утверждал, что играл важную роль в немецком проекте переработки и вторичного использования материалов, но, когда я попытался выяснить детали, Пьят стал удивительно неразговорчив, а потом резко сменил тему, спросив, знаю ли я немецкое стихотворение из «Можжевелового дерева» братьев Гримм.