– Будет фураж. В Брогате теплее. На Альбине началась весна, – он снова улыбнулся, – и это только крошечная часть моего войска.
Улыбка стала шире, когда он посмотрел на стол вербовщика, стоявший у стены. Там толкались юные авантюристы из шести стран и трех народов.
– И войско растет, – добавил он.
Сорок человек Хранителя (все – его родня, большинство – одетые в ливреи) стояли у длинной стойки, как часовые на посту, и с невероятной скоростью разливали эль. Габриэль наблюдал за ними с удовольствием, с каким профессионал смотрит на работу других. Ему нравилась сноровка жены Хранителя, которая подсчитывала барыши, нравилась скорость, с какой исчезали со стойки монеты и делались зарубки на бирках, нравилось, как ловко вскрывают бочки и разливают эль по кувшинам, как из кувшинов эль перетекает во фляжки, кожаные кружки, захватанные котелки, нравилось, как люди в строгом порядке ходят от стойки к бочкам, громоздящимся у стены, и обратно – так строй арбалетчиков стреляет залпами, меняясь потом местами со вторым рядом.
– А деньжата у них водятся, – нехотя признал Хранитель.
Его старшая дочь Сара, красивая рыжеволосая женщина, уже успевшая выйти замуж, овдоветь и родить ребенка, за которым нынче присматривала двоюродная сестра, – стояла на месте Изюминки и пела старую, очень старую песню. Припева там не было, и горцы только мычали вслед за ней мелодию. Когда один из морейцев попытался подобрать песню на мандолине, тяжелая рука легла ему на плечо, и он немедленно заткнулся.
Хранитель смотрел на дочь так долго, что жена перестала подсчитывать монеты и воззрилась на него самого. Он пожал плечами:
– У них есть деньги. Вы неплохо повеселились на востоке, слыхал я.
Красный Рыцарь прислонился плечом к углу между низкой полкой и тяжелым дубовым буфетом за стойкой.
– А то.
Хранитель посмотрел ему в глаза:
– Я постоянно слышу новости, но ничего в них не понимаю. Расскажи мне правду, будь так любезен.
Габриэль помолчал, допил свой эль и уставился на дно серебряного кубка. Скупо улыбнулся Хранителю.
– Это длинная история.
Хранитель приподнял бровь и окинул взглядом волнующееся море людей. Толпа призывала сэра Алкея, на все лады распевая его имя.
– Я все равно не могу уйти, даже если захочу, – сказал Хранитель, – меня разорвут на части.
– Ладно, – согласился Габриэль. – Откуда мне начинать?
Сара, раскрасневшаяся от пения, нырнула обратно за стойку и забрала у сестры младенца. Улыбнулась Красному Рыцарю:
– Вы будете рассказывать историю? Христос всемогущий! Все хотят вас послушать.
Габриэль кивнул. Кубок как по волшебству наполнился элем. Орудием своим волшебство избрало крепкую молодую бабу в кружевном чепце. Она улыбнулась рыцарю.
– Не так-то просто ее начать, милая, – улыбнулся он подавальщице в ответ.
Сара была слишком юна, чтобы понять его сомнения.
– Так начните с начала! – посоветовала она.
Габриэль странно дернул губой – примерно так кролики дергают носом.
– У этой истории нет начала. Она просто длится и длится и уходит в прошлое бесконечно далеко.
Хранитель закатил глаза.
Габриэль понял, что выпил слишком много.
– Ладно. Помните битву при Лиссен Карак?
Прямо за спиной у Красного Рыцаря расхохотался Том Лаклан. Габриэль Мурьен кивнул, и погонщик Лаклан – семифутовый гигант, одетый в серое и клетчатое, украшенный широким серебряным поясом, вооруженный мечом длиной с пастуший посох, – зашел за стойку.
– Мы все помним битву при Лиссен Карак. Славное было дело.
Габриэль пожал плечами, угрюмо улыбнулся и указал на прикрытую стеклянным колпаком свечу на буфете. Вокруг огонька порхал десяток мотыльков разного размера.
Прямо в толпе Мэг ощутила притяжение силы. Она напряглась.
Он стоял на чистом новом мозаичном полу своего Дворца воспоминаний. Пруденция снова оказалась на своем постаменте, и на этот раз ее статуя была вырезана из теплой слоновой кости, а не из ледяного мрамора. Черты лица выглядели более подвижными, чем были в его юности, а волосы остались такими же – черными с проседью.
В глубине души он понимал, что сейчас это всего лишь симулякр, а не воплощенный дух, но таков был последний дар магистра Гармодия, и ему нравилось на время возвращать ее.
– Immolate tinea consecutio aedificium[2], - сказал он.
Пруденция нахмурилась:
– Слишком… драматично.
Он пожал плечами.
– Я известен своим высокомерием и склонностью к ярким поступкам. А он слеп и, если мне повезет, припишет происходящее как раз моему высокомерию. Представь, что это дымовая завеса для нашего гостя. Если он вообще появится.
Костяные мышцы не шевельнулись, но каким-то образом стало ясно, что она дернула плечом. Возможно, дело было в неодобрительном фырканье.
– Катерина! Фалес! Искандер! – тихо сказал он, и Дворец воспоминаний закружился вокруг него.
Главный зал Дворца был выстроен – или вспомнен – в виде купола, который поддерживали три ряда арок. Между ними в нишах стояли статуи разных важных людей. Последний год практики отточил навыки Габриэля и позволил добавить еще один ряд.
Внизу стояли тринадцать святых, основа его силы: шесть мужчин, шесть женщин и андрогинный Святой Михаил между ними. Выше святых шел ряд философов, которые скрасили дни его юности, – древние мыслители разных времен и школ. Теперь же над ними встали еще тринадцать статуй, родом из нынешних времен: шесть мужчин, шесть женщин и одна неясная фигура в плаще. Их установил Гармодий, и у Габриэля имелись кое-какие соображения по поводу того, кого изображали эти статуи. Он знал святого Аэтия, который убил императорскую семью, знал короля Жана ле Прё, не пустившего ирков в Этруссию после гибели Архаического мира, знал императрицу Ливию и Аргентию, воинственную королеву Иберии.
Когда он называл имена, статуи шевелились. Точнее, шевелился весь ряд, в котором стояла названная статуя. Наконец все три ряда заняли правильное положение над гигантским талисманом, который охранял зеленую дверь в конце зала. Недавно тут появилась вторая дверь, прямо напротив первой, – маленькая, красная, с решеткой. Он знал, что за ней, и предпочитал не приближаться. В пол перед постаментом Пруденции был вделан бронзовый диск с серебряными буквами и небольшим рычагом. Габриэль сам его придумал и надеялся, что использовать его никогда не придется.
– Рыбы, – сказал он.
Под самым нижним рядом статуй тянулся пояс, бронзовый на вид, отделанный рельефами, золотом, серебром и эмалью – украшения изображали тринадцать созвездий зодиака. Пояс тоже повернулся, но в другую сторону.
Солнечный свет прошел через огромный кристалл, встроенный в купол, коснулся созвездия рыб и обратился золотым лучом.
Зеленая дверь отворилась. За ней сияла решетка, будто сделанная из раскаленного добела железа. Из-за решетки разливалось зеленое свечение, которое затопило весь зал, не затмив, впрочем, золотого луча.
Он довольно ухмыльнулся и…
…щелкнул пальцами. Порхавший по залу мотылек рухнул на пол.
– Неплохо, – рассмеялась Сара, – а как насчет мышей?
Ее четырехмесячный сын жадно посмотрел на мать и попытался нашарить ртом сосок.
Габриэль рассмеялся.
– Как я уже говорил, магистр, который нынче зовет себя