Последние часы, последние минуты его бренного существования. Что будет потом, за этой его долгой земной жизнью? Ничего! Почему-то в этом он был совершенно уверен. В зачахшем теле еще теплился прежний разум и от этого умирать было только тяжелее. Но может он все-таки не прав, может есть Бог на небе, может там, где-то среди всех эти звезд, других солнечных систем, других галактик все-таки есть где-то всемогущее существо, который смотрит на него, держа руку на пульте его жизни, может стоит ему нажать только кнопку, или нет, даже подумать, и все изменится, все станет лучше?.. — Нет, — он покачал головой и голос его хрипло нарушил тишину мрачной комнаты. — Какое ему дело до меня, с его этим вселенским разумом, какое ему дело до этой маленькой чёртовой планеты среди бескрайнего океана других? На этой планете нет Бога. И… дьявола тоже нет… Есть лишь я… только я и…
Он прервался на полуслове и медленно побрел в сторону окна. Там было темно, там, за слоем пыли и гари, где-то в высоте, слабыми тусклыми точками на стекле, виднелись звезды, эти самые вечные звезды, видевшие взлеты и падения многих несокрушимых цивилизаций, как видели они падение и последней из них. Рука вытянулась вперед и пальцы медленно начали водить по стеклу, вырисовывая на нем кривые ассиметричные буквы. Его послание всем тем, кто может это увидеть, последнее послание с этой измученной, забытой всеми планеты.
К ночи стало совсем холодно. Мороз на улице крепчал. А может и нет. Может климат был здесь не причем, и это лишь кровь перестала обогревать его ссохшееся тело. Он с трудом нагнулся, кинул несколько толстых веток в печь и вернулся к столу. Жалобно треснул стул. Бледные лица появились во мраке пространства перед ним, лица четырех членов его команды. Они вернулись к нему, они опять были с ним, как тогда, на стартовой площадке корабля, открывавшего, как казалось им тогда, дверь во что-то иное, безграничное и светлое, как сама жизнь. Только сейчас перед ним была уже другая дверь, мрачная, за которой была лишь смерть…
Прошло несколько часов и первые лучи солнца проникли сквозь затемненное окно в полумрак помещения. Крохотные пылинки, как горевшие золотом звездочки, медленно проплывали в его лучах по затхлому пространству помещения. Как звезды, не знающие ни притяжения, ни гравитации, они медленно летали вокруг неподвижного, облокотившегося на стол тела. Где-то дальше, в коридоре, или одной из соседних комнат, найдя сквозную дыру на улицу, грустно насвистывал ветер. В тон ему скрипело дерево за окном.
Глаза его были открыты и в них все еще читалась собранная в кулак воля и какая-то особая грусть. Правая рука лежала на рукоятке пистолета. Как живой, продолжал он смотреть на окно, пальцем на котором была вычерчена его последняя бессмертная мысль.
2.Это был долгий и тяжелый процесс. Миллионы лет эволюции, селекции, естественного отбора; миллионы лет движения от простого к сложному, рождение, развитие, падение, смерть и снова рождение. Менявшийся климат, голод, эпидемии, животные, видевшие в человеке лишь легкую добычу. Сколько раз в своем количественном развитии человечество откатывалось на сотни лет назад, почти исчезало, но каждый раз, как несокрушимый пружинный механизм, подталкиваемый какой-то особой внутренней силой, снова поднималось вверх, только уже сильнее, уже крепче, закалённое от прошлых неудач и готовое к новым. Каждый день этой истории был испытанием, каждый день был кровью вписан в неведомую хрестоматию борьбы лишь за одно — право остаться частью этого мира, право доказать природе, что он, родившийся без острых когтей и зубов, ходящий всего лишь на двух ногах, имеет точно такое же право жить на этой планете, как и все остальные.
Прошли тысячелетия и многое изменилось. Житель первого миллиарда сделал свой первый робкий шаг. На дворе был тысяча восемьсот двадцатый год. Закончилась эпоха великих географических открытий, планета стала вращаться вокруг Солнца и уже сто лет, как законы ньютоновой механики теснили уходящее в забытье религиозное мышление. Первая волна начинавшейся в Европе индустриализации; машины, способные выполнять тяжелую монотонную работу за человека. Дикие животные и холод уже не вызывали прежних опасений, звезды перестали казаться душами умерших предков, а гром и молния стали лишь капризами природы, имевшими гораздо больше связи со свойствами электрических полей, нежели с гневом Всевышнего. Казалось, все в этом мире изучалось, все подчинялось воле нового, недавно вступившего на престол властелина. Виделись новые перспективы, безмятежное будущее, построенное людьми для людей. Будущее, в котором не было того страха и боли, которые были в ушедших в мрачное прошлое тысячелетиях… Но оправдались ли эти надежды?
Тысяча девятьсот двадцать четвертый год. Землю населяет два миллиарда человек. Только что отгремела война мирового масштаба, первая в истории война за ресурсы, а не за территорию. Индустриализация идет полным ходом. Как мощный трактор, изрыгающий в небо столбы черного дыма, катится она по планете, зарывая своими железными гусеницами в землю то, что попадается у нее на пути. Больше ресурсов для реализации ее амбициозных проектов, больше людей, больше механизмов в этой рокочущей машине. Шкуры и клыки уходят в прошлое, как уходят в прошлое стрелы и копья. Нефть и газ становятся основой зарождающегося общества, совершенно нового общества. Природа меняется с каждым днем, с каждой новой открытой фабрикой, с вырубленной под линию электропередач просекой, с каждой прочерченной сквозь лес автомагистралью. Она все еще бьется, трепещет, оскалившись она пятится назад, пытаясь остановить человека или хотя бы притормозить, но железные гусеницы ломают ей зубы, вырывают кусками плоть, оставляя за собой фабричные моногорода, с коптящими в серое небо трубами и поделенные демаркационными линиями континенты. И больше нет ее прежней силы, нет могущества, нет грации, есть лишь ресурсная база, с запрятанными в недра полезными ископаемыми. Все то в ней, что заставляло древнего человека трепетать, искать защиты у богов, для человека новой эпохи становятся лишь неприятностью, похожей на зуд в каком-то интимном месте, который хоть сильно и не мешает, но считаться с которым все равно приходится. С каждым днем планета меняется, под нажимом человечества трансформируясь во что-то иное. Принципы, мысли и идеи, которые главенствовали веками, становятся лишь артефактами прошлого, отправляющимися в растущую очередь на утилизацию. И даже время, казавшееся долгое время чем-то незыблемым и постоянным, становится лишь производной от выбранной скорости движения и гравитационных волн. Ничто уже не может управлять человеком в эту эпоху, ничто не может сдерживать его и диктовать правила, ничто, кроме человека другого.
Начало нового тысячелетия и Землю