— Вау! Кипяток! — воскликнул Лазарь, не решаясь целиком погрузиться в воду. — Лично я принимаю утром холодный душ. Жово говорит, так мужиком вырастешь.
Наверное, эта фраза направила взгляд Поля в определенном направлении.
— А у меня писюн больше твоего.
— Только малые дети говорят «писюн», — заметил Лазарь.
— А как надо?
— Пенис.
Тут Поль сообразил, что его друг обиделся.
— Мне бы тоже хотелось быть черным, как ты, — сказал он, чтобы как-то поправить дело.
— Почему?
— Не знаю. Так красивее.
Оба с удовольствием уселись в ванну и для начала немножко побрызгали водой друг на друга.
— Зверушек больше нет? — спросил Поль, проведя рукой по краю ванны.
Когда они были маленькими — а было это месяца два тому назад, — они очень веселились, спасая пластиковых зверушек от потопления.
— А ты что, все еще играешь? — жалостливо спросил Лазарь.
— Не-е-ет, — соврал Поль.
Но обоим стало скучно, и Поль снова заговорил о том же:
— Не верю я Матису, не бывает, чтобы писюн был целых тридцать сантиметров.
— Пенис, — поправил Лазарь удрученным тоном их учительницы, когда ей приходилось повторять одно и то же по десять раз.
— Ладно, но такого же не бывает, — настаивал Поль.
— Бывает. У лошадей.
— У жеребцов.
— Знаю, что у жеребцов, — крикнул Лазарь и брызнул в Поля водой.
Спаситель появился в разгар морского боя.
— Это вам не бассейн! Мигом из воды.
Мальчишки тут же перекинули ноги через край ванны и схватили полотенца, прикрыв причинные места, послужившие поводом для размолвки.
— Пижамы — и в постель, — распорядился Спаситель.
— Да, папа, — откликнулись оба в один голос.
— Он не твой папа, — напомнил Лазарь.
— Я пошутил.
— То-то.
Вытираясь, они толкали друг друга.
— Парни, вы что это? — удивился Спаситель.
Мальчики отправились в комнату Лазаря, где для Поля раскладывали на полу матрас. Когда они только начали дружить, Поль клал себе под подушку старенького Пикачу, любимую игрушку. Теперь Пикачу спал на дне рюкзачка.
— Готов? — спросил Лазарь, держа руку на выключателе. — Я гашу.
Ему было плохо, он чувствовал себя несчастным и некрасивым.
— Лазарь, — раздался шепот в темноте.
— Что?
— Помнишь день, когда ты рассказал мне секрет о твоей маме?
— Это был не день, а вечер, — не удержался и снова поправил Поля Лазарь.
Был такой же вечер, как сегодня, и Лазарь, погасив лампу, рассказал Полю, как его мама покончила с собой, проглотив горсть таблеток и сев после этого за руль. Машину нашли внизу у реки, а он, совсем маленький, тоже одурманенный снотворным, остался цел и невредим в своем креслице.
— Я тоже хочу рассказать тебе секрет, — начал Поль. — О своем отце. Он сказал мне, что скоро заберет маму и у нас снова будет семья.
— Что-что? — Лазарь приподнялся на локте. — Не может быть. Он же на другой женился.
— Разведется. Уже ищет другую квартиру для нас четверых.
— Четверых?
— Ну, мама, Алиса, я и… он. Четверо. Ахилла он не берет.
Ахилл — маленький сводный брат Поля.
— Не может такого быть, — сказал Лазарь, прежде всего желая убедить самого себя. Но ему хотелось вскочить и побежать к отцу, чтобы предупредить его об опасности. — А твоя мама? Она согласна?
— Думаю, она не знает. Он сказал только мне. По секрету.
В прошлое воскресенье Жером отвел сына в сторонку и сумел опять озадачить и огорчить.
— А как ты думаешь, что такое «лакомый кусочек»? — спросил Поль.
— Что-что? — Лазарь уселся на кровати, поджав под себя ноги.
— Отец сказал, что мама для Спасителя «лакомый кусочек», — повторил Поль, который знал, что можно съесть кусочек или отломить.
Лазарь нахмурил брови, точь-в-точь как мадам Дюмейе, когда она рассмотрела поднятый с пола рисунок.
— Думаю, что-то сексуальное.
Мальчики притихли. Взрослые истории их всегда только огорчали.
— Я сбегу, — сказал внезапно Поль.
Голос у него окреп. Зря Жером считает его маленьким мальчуганом, который цепляется за мамину юбку. Он человек отважный.
— Будешь жить на чердаке вместе с Габеном, — предложил Лазарь.
— Нет, там меня найдут. Я спрячусь в подвале. Будешь носить мне еду?
— Да. И у Жово есть автомат. Он тебя защитит.
В закрытую дверь легонько постучали.
— Мальчики, пора спать!
— Да, папа, — ответили ему два голоса.
* * *На следующий день между двумя консультациями Спаситель вспомнил, как Поль сказал ему «да, папа». И Габен тоже так говорит. Его это несколько напрягало. На небесах, что ли, где-то записано быть ему отцом для всех мальчишек от семи до семнадцати лет?
В приемной сидела мадам Насири, прижимая к животу объемистую сумку и тревожно поглядывая вокруг.
— Ты знаешь, она женщина, да? — обратилась она к молодому человеку, который дремал, запрокинув голову, рядом с ней.
— Доктор есть доктор, — отозвался он, еще в дреме, — нет разницы, женщина или мужчина.
Ответ не успокоил мадам Насири, но худшее было еще впереди. Дверь резко распахнулась, и на пороге возник кто-то огромный, страшный и черный. Спаситель, занятый своими мыслями, забыл, что перед новыми пациентами ему надо появляться плавно, давая им время привыкнуть к себе. Мадам Насири еще крепче обняла свою сумку и сказала сыну по-арабски:
— Зови полицию!
— Но это же доктор, мама…
— Мадам Насири? Извините, я, кажется, вас испугал.
Спаситель широко улыбнулся, но понял по напряженному взгляду женщины, что он внушает ей подозрение и опасение.
— Все хорошо, мама, — уговаривал ее молодой человек. — Доктор вылечит твою бессонницу. Он тебе поможет…
— У вас проблемы со сном? — спросил Спаситель, всячески стараясь уменьшиться в росте перед пациенткой, которая, похоже, не собиралась расставаться не только с сумкой, но и с креслом.
— Медикаменты не помогают, доктор Гири сказал, иди к психологу, но не сказал иди к черному, как ты.
— Мама не расистка, — вмешался молодой человек, — у нее просто… бзик насчет черных.
Спаситель не стал говорить, что «бзик насчет черных» — как раз неплохое определение расизма. Он уселся на стул и начал консультацию в приемной. Стал задавать вопросы: трудно ли мадам Насири засыпать? Или она просыпается слишком рано? Или ей снятся кошмары? Или у нее приступы жара? Ну и так далее. Молодой человек ерзал на стуле, смущаясь, что слышит подробности материнской жизни, о которых ему не положено знать. В конце концов он по-арабски стал ее уговаривать перейти с доктором в кабинет.
— Я буду здесь, мама, буду тебя ждать. Если хочешь, оставь мне свою сумку.
Мадам Насири поднялась, прижимая к себе сумку из дешевого кожзаменителя с большой золотой застежкой. Усевшись напротив Спасителя, она поплотнее запахнула полы своего плаща. Приятная, очень сдержанная, очень аккуратно подкрашенная миловидная женщина в хиджабе. Спокойным, чуть ли не усыпляющим голосом Спаситель объяснил ей, что он не выписывает лекарств, что у него другой метод лечения. Мадам Насири это знала:
— Мой второй сын ходил в прошлом году, лечился.
— У вас два сына?
— И дочь…
— Трое детей… И вы их растите одна?
К счастью, успокоившись, пациентка оказалась весьма разговорчивой. Она рассказала, что помогает по хозяйству симпатичным старичкам, что ее муж пять лет тому назад вернулся в их дальнее захолустье и она с