После обеда я вновь обошла свои палаты, проверила послеоперационную больную, поменяла ей назначения и передала их постовой медсестре. Нужно было еще зайти к психологу, узнать, подпишет ли он направление на операцию молодому человеку, пожелавшему иметь нос покороче, а уши – поменьше. Евгений Михайлович как раз заканчивал оформлять его историю болезни и, заметив меня в дверях кабинета, пригласил войти:
– Я уже закончил, Аделина Эдуардовна, присаживайтесь.
– Я на минутку, узнать, подпишете ли заключение?
– Да, подпишу. Он совершенно адекватен и отдает себе отчет в том, что делает и говорит. А внешность, согласитесь, довольно специфическая.
– Ну, стало быть, назначаем операцию на следующей неделе.
– Вы же в отпуск собирались?
– И собираюсь. Мажаров сделает.
Психолог снял очки и, сунув дужку в рот, посмотрел на меня:
– А вам не показалось, что у Матвея Ивановича… как бы это сказать… душа, что ли, не лежит к подобным операциям?
– В каком смысле?
– Ну, не любит он с изменениями внешности работать. Ему больше нравится восстановительная хирургия.
– Ну и что? – пожав плечами, отозвалась я. – Он прекрасно знает правила игры. Восстановительная хирургия у нас бесплатна, а коррекционная стоит довольно больших денег, и, чтобы заниматься первым, мы должны делать и второе. И личные предпочтения хирургов тут вообще ни при чем.
– Да я же ни на что не намекаю…
– А мне показалось, что вы хотели меня предостеречь.
– От чего? – удивился Евгений Михайлович.
– Я могу ошибаться, тогда заранее прошу меня извинить, но в ваших словах я услышала намек на то, что к коррекционным операциям хирург Мажаров относится не с должным вниманием, а делает их потому, что обязан.
– Вовсе нет! – запротестовал психолог. – Я поделился с вами личным наблюдением, ничего более. Я же не бываю в операционных, не могу оценить профессиональные качества.
– А я, представьте, могу. И хирург Мажаров один из лучших сейчас в клинике.
Психолог как-то странно на меня посмотрел, и я вдруг подумала, что он подозревает меня в личной заинтересованности и в том, что наши отношения с Матвеем не дают мне увидеть то, что видит он. Еще не хватало, чтобы коллеги и подчиненные подозревали меня в неадекватной оценке возможностей сотрудников!
– Евгений Михайлович, давайте так. То, что я иногда встречаюсь с Мажаровым вне клиники, вовсе не делает меня слепой по отношению к нему. И если он станет пренебрегать своими прямыми обязанностями, я откажусь от его услуг ровно в ту же минуту, как пойму это. И никакие личные отношения не заставят меня поступить иначе, потому что репутация собственная и клиники волнует меня куда сильнее. Надеюсь, я внятно все объяснила?
– Вполне. Я только не понял, с чего вдруг вы начали оправдываться, словно я вас в чем-то уличил?
Я слегка растерялась – а ведь и правда, с чего бы мне оправдываться?
– Евгений Михайлович, ну, мы ведь поняли друг друга, да? – уклонилась я от ответа.
– Аделина Эдуардовна, вам, мне кажется, действительно пора в отпуск, – вздохнул психолог. – Нельзя столько работать, а особенно если вы сами после травмы. Кстати, вы прекратили ко мне приходить с этим вопросом.
– Мне показалось, что мы закончили. Меня не преследуют кошмары, я нормально сплю, никакие мысли не мучают – ну, кроме тех, что связаны непосредственно с работой. Так к чему мне занимать ваше рабочее время?
– Я, конечно, не могу настаивать, но порекомендовал бы все-таки еще несколько сеансов.
– Давайте так договоримся. Я сейчас в отпуск съезжу и, если вдруг почувствую необходимость, непременно к вам приду, хорошо? – Я взялась за дверную ручку, собираясь покинуть кабинет, и Евгений Михайлович улыбнулся:
– Торопитесь сбежать? Значит, я все же прав и не все так безоблачно, как вы пытаетесь мне показать.
– Все, Евгений Михайлович, мне на самом деле пора, – проговорила я и все-таки вышла из кабинета.
Черт побери этого Евгения Михайловича, ведь он совершенно прав… Я не совсем еще оправилась и про сны соврала – они мне снятся, да еще какие красочные… Но времени на задушевные беседы с психологом у меня нет, я должна работать. Потому что это забирает меня полностью и не дает отвлекаться на такие мелочи, как ночные кошмары.
Вечер я провела в гостях у подруги. Приятно все-таки иметь такое место, где тебе рады и где к твоему приходу обязательно накроют стол и приготовят что-то умопомрачительно вкусное. Сева в этом смысле всегда был на высоте. «Заведи себе своего такого Севу, в чем проблема-то? – всякий раз говорила Оксана, когда я пыталась выразить ей восхищение ее супругом. – И потом – может, он потому такой замечательный, что ты с ним не живешь? Не живешь, не просыпаешься в одной постели, не убираешь раздрай в кухне, не терпишь пьяную музыку на всю катушку и вечные пепельницы с окурками по всем комнатам? Потому он и кажется тебе таким великолепным и гениальным, что ты не сталкиваешься с побочными эффектами этой гениальности ежедневно?»
Не спорю, возможно, в этом была доля истины, но – кто идеален-то? Саму Оксану с ее вечными капризами и претензиями тоже нужно терпеть.
Мы сидели в кухне, пили свежий чай с мелиссой и лавандой, ели Севин пирог с капустой, который был знаменит среди городских журналистов как нечто совершенно фантастическое, и обсуждали предстоящую поездку. Нацелились мы на Испанию – Оксана раньше любила там бывать, а я абсолютно спокойно поеду туда, куда повезут, я человек не особенно привередливый, хоть и люблю комфорт. Как-то незаметно разговор перешел на Севину помощницу, у которой не ладилась личная жизнь, и Оксана по мере сил пыталась познакомить ее хоть с кем-то. Я всегда скептически относилась к подобным движениям, считая, что взрослые люди в состоянии самостоятельно разобраться в том, с кем и как им жить.
– Ты просто не понимаешь, – возражала Оксана. – Для женщины важно быть в отношениях.
– Да? И зачем же?
– Как это?! Важно быть вместе с кем-то, иметь рядом человека. Все в жизни завязано на отношениях. Нужно кого-то любить и быть с ним.
– А у меня есть знакомые, которые находятся в отношениях с одними, а любят совершенно других. Но при этом делают они это так искусно и талантливо, что даже я, отлично понимая, что вся эта нежность, забота и ласка наигранны, всякий раз спрашиваю: «А вы с N. все еще вместе?» И получаю утвердительный ответ. Так вот я